Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Утром примчалась Этери.
– Ну, рассказывай. Ладно, можешь ничего не рассказывать, – тут же совершила она обратный вольт, – по лицу все видно. Но он не из тусовки: я о нем даже не слышала не разу.
– Нет, он не из тусовки, – сдержанно отозвалась Катя. – И мне это нравится. Ты не могла бы мне сейчас деньги выдать? – перевела она разговор на другие рельсы. – Ужасно хочется с долгами расплатиться. Соседи по даче уже все изнылись.
– Без проблем. Я проверила: платеж за твои картины поступил.
– Я же сама деньги с карточки снимала! – обиделась Катя.
– Ну, знаешь, как на свете бывает? Потом вдруг оказывается, что счет заблокирован. Но твой варяг с золотыми слитками не подкачал. Поехали в банк.
Они съездили в банк, Этери сняла со счета причитающийся Кате гонорар, попросила выдать в евро, отсчитать и положить нужную для отдачи долга сумму в конверт. Конверт и оставшиеся деньги россыпью вручила Кате.
– Ну что? Жизнь прекрасна?
– Можешь подождать минутку?
Катя позвонила бывшему соседу. Для конспирации она не стала приглашать его в галерею, а настояла, что сама подъедет к нему на работу. Этери подвезла ее на машине.
– Да, все-таки есть в жизни счастье, – заметила Катя, когда, вернув долг, вышла из конторы и снова села в машину Этери. – Спасибо тебе, Фирочка. Ну, мне пора в галерею бежать.
– Я подвезу. Все-таки расскажи о викинге.
– Я на метро быстрей доберусь, – отказалась Катя. Ей очень хотелось еще хоть ненадолго оставить викинга только для себя.
Около галереи ее дожидался посыльный с огромным букетом. Катя торопливо расписалась в квитанции и отпустила его. Хотела дать на чай, но посыльный отказался напрочь, обронив загадочную фразу: «Все включено».
Оставшись в галерее одна, Катя развернула букет роскошных золотых хризантем. За годы безденежья у нее выработалось скептическое отношение к цветам. Она машинально прикидывала, сколько за любой букет можно купить мяса или картошки. Но в этом букете лежал завернутый в золотой фантик шоколадный трюфель с записочкой: «Слезай с диеты!»
Катя рассмеялась вслух. Это было то, о чем она мечтала: милый, дурашливый жест. Ухаживание. Не зная, можно ли ему звонить среди дня, она послала эсэмэску: «Без тебя никак не слезу».
Он ответил ей смайликом, видно, занят был.
Но у Кати продолжилась цепь удач. В галерею зашел посетитель и купил картину с электрической вилкой на сковородке: понравился ему этот прикол. После обеда опять приехала Этери. Она привезла новые картины, среди них три Катиных полотна, когда-то сданных на реализацию, и объявила, что пора менять экспозицию. Галерею закрыли, неликвидные серо-зеленые разводы сняли, картины в стиле Хокни перевесили в передний отсек, а на освободившееся место водворили новые. Ввели данные в компьютер, распечатали новый прайс-лист.
– Цены я установила сама, – объявила Этери, – а ты сиди и не петюкай.
– Герман обещал скупить все мое творчество, – сказала Катя, умолчав о его предложении скупить все напрямую, минуя Этери.
– А мы его на слове поймаем. Устроим тебе персоналку, и пусть скупает. Вот погоди, у нас на Винзаводе скоро Любаров будет, дай с ним разобраться, потом тобой займусь. Между прочим, на Винзаводе ты мне тоже понадобишься – бодрая и свежая.
– Да я, как тот юный пионер, в отличие от котлеты, всегда готова, – пообещала Катя. – У меня к тебе другая просьба…
– Ну, говори, пока я добрая.
– Он меня с родителями познакомить хочет.
– Кто? Этот твой Герман?
– А чему ты удивляешься?
– Да я не удивляюсь, – пожала плечами Этери. – Мне нравится ход его мыслей… Просто это как-то уж слишком скоро, тебе не кажется? А ты еще формально не разведена, если я ничего не путаю…
– Не напоминай, – поморщилась Катя.
– Ладно, как скажешь. А в чем проблема?
– Его родители живут под Тарусой. К ним надо ехать с ночевкой, на выходные…
– Не вопрос, – отмахнулась Этери. – Попрошу у Левана кого-нибудь из охранников, он здесь за милую душу переночует. Подумаешь, дело большое!
– А днем? Что охранник в картинах понимает? Как он будет продавать?
Продажи случались далеко не каждый день, иногда по будням Катя до закрытия так и просиживала в галерее одна, но в выходные посетителей обычно бывало больше: самое торговое, самое золотое время.
– Днем?… Кого-нибудь из папиных студентов мобилизую, – нашлась Этери. – А ты мне потом все расскажешь: что за родители, как приняли, ну и вообще.
– Они из поволжских немцев, Герман их из Казахстана сюда перевез.
– Ну что ж, это характеризует объект с положительной стороны, – одобрила Этери. – А что они там делают – под Тарусой?
– Больше ничего пока не знаю. Он просил сводить его в музей, – добавила Катя.
– «Я поведу тебя в музей», – сказала мне сестра», – продекламировала Этери, и обе подруги рассмеялись. – В какой музей?
– Да в любой. Он совершенно не разбирается в живописи.
– Надеюсь, за это ты не станешь гнать его из койки?
– Нет, не стану, – застенчиво улыбнулась Катя.
– Ну, не вредничай, расскажи. Я тупо и пошло храню верность Левану. Хоть послушать, как оно на стороне бывает.
Но Катя не могла рассказать. Это было слишком личное.
– Он мне цветы прислал, – увернулась она от разговора об интиме, – и вот…
Она показала подруге трюфель. Этери прочла записочку и покатилась со смеху.
– Ты эту конфетку съешь прямо у него на глазах. Кстати, хотела бы я на него посмотреть. Познакомь, а? Отбивать не буду, обещаю.
– Да ну тебя, Фирка, что ты несешь? Между прочим, я его нарисовала.
– И молчала?! Дай посмотреть!
– Пошли наверх.
– Пошли. Заодно покажешь, что ты там у Нины накупила.
Катя нервничала. Рабочий день кончился, вдруг Герман позвонит? Но откровенно выпроводить Этери она не могла. Они поднялись в квартиру, и Катя показала подруге рисунок.
– А что? Неплохо… Очень даже неплохо. Слушай, давай его выставим, этого варяга, а? Обрамим и выставим.
Но Катя отказалась:
– Нет, это личное. Это мое.
– Да ладно, я пошутила. Но рисуночек очень неплохой. Растешь на глазах.
– Стараюсь.
– Ну, давай шмотки показывай.
Катя показала просто так, вынимая из шкафа одну вещь за другой.
– Надень, – попросила Этери. – Устрой мне дефиле.
– Надо душ принять, мы ж картины вешали, я вся потная. Давай как-нибудь в другой раз.