— Я же сказала «нет»! — прошипела она, дрожа от гнева. — К черту «Скорую»!

Охранник нахмурился, но промолчал. Дарья выскочила из беседки и зашагала к дому. Голова кружилась, глаза лихорадочно блестели, во рту, будто с похмелья, был неприятный привкус. В памяти крепко обосновался образ состоящей из мглы женщины. И островок. А еще не оставляло желание ринуться в бой, сорвать на ком-нибудь злость.

Вымыв руки, Дарья позвонила Константину.

— Я все обдумала, — заявила она решительно. — Мне нужен Пастух.

И рассказала Константину, что именно нужно сделать ему и его людям. Пока говорила, пальцы все сильнее и сильнее сжимали телефонную трубку.

— Хорошо, все сделаю, — с укоризной произнес Константин, когда она закончила. — Но знай, мне все это не нравится. Ты спала? Только честно?

Дарья коснулась шрама на лбу.

— Да, — ответила. — Я спала. И видела сны.

* * *

Константин приехал после полуночи. Угрюмо сообщил, что дело сделано, все прошло без эксцессов, но в проклятую цыганскую деревушку он больше ни ногой. Когда Дарья садилась в машину, спросил:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Дарья дернула плечами.

— О чем?

— О том, как ты сознание потеряла, разбила телефон охранника и запретила вызывать «Скорую».

— Вот стукач! — фыркнула Дарья, бросив презрительный взгляд в сторону будки охранника. — Мало я ему рожу расцарапала.

— Ты за языком-то следи, — осек ее Константин. — Он мой человек и выполняет мои указания. И поверь, его меньше всего волнует, что думают о нем всякие разные истеричные дамочки. Не срывай злость на тех, кто тебе добра желает.

Дарья благоразумно отвечать на выпад не стала, хотя на языке уже крутились язвительные фразы. Она молча уселась на переднее сиденье, не проронила ни слова, когда Константин вывел автомобиль с территории особняка и через минуту-другую выехал на шоссе.

Ночь была ветреной, шумел густой лес по обе стороны дороги. На фоне бледного лика луны стремительно плыли тучи.

Дарья была настроена решительно. В ее воображении Пастух представал эдаким отвратительным чудовищным стариком с водянистыми глазами. В последнее время воображение было щедрым на яркие образы. Злость подавляла всяческие сомнения, внутренний голос даже не пытался что-нибудь вякнуть, упрекнуть — спрятался трусливо в глубинах сознания, ведь у него не было ни малейшего шанса против жестокой воли, царящей в голове Дарьи — Снежной королевы. Мысли походили на лозунги — четкие, нерушимые, единственно правильные. Черное и белое без малейших оттенков. С такими мыслями Дарья ощущала себя по-настоящему живой, целеустремленной. В душе была странная гармония — такая, возможно, бывает у палачей, для которых моральная дилемма не более чем пустые слова.

— Ты улыбаешься? — удивился Константин. — Я лично не вижу повода для радости.

— Тебе показалось, — бросила Дарья, отвернувшись.

Она не сомневалась, что ему действительно показалось — изгиб губ не всегда означает улыбку. Да и с чего бы ей улыбаться? Вон отражающаяся в боковом стекле женщина более чем сурова, такая просто не способна на улыбку. Переутомился самурай, потому ему и мерещится всякое.

Константин вывернул руль, автомобиль съехал с шоссе на лесную дорогу. Свет фар вырывал из ночной темени кочки, кустарник, деревья. Минут через пять Константин остановил машину, вынул из бардачка два ручных фонарика, один из которых вручил Дарье.

— Пойдем, тут рядом совсем.

Выбрались из автомобиля, зашли в лес, освещая фонариками путь. Как Константин и обещал, до места назначения дошли быстро.

Небольшая поляна. Возле прямоугольной ямы сидели на траве двое крепких парней — один курил, другой с улыбкой на губах рассматривал картинки в телефоне. На пригорке выбранной из ямы земли лежала лопата и стояли две мощные электрические лампы — в их свете лес вокруг выглядел как жутковатая декорация к мрачной сказке. Раскачивались ветви, в кронах шумел ветер, над поляной скользили тени.

Парни поднялись с земли, расступились, и Дарья увидела старика. Тот лежал на траве спокойно, сложив руки на груди. Его тонкие губы смыкались и размыкались, взгляд был устремлен в небо.

Дарья подошла ближе и поняла: воображение до этого рисовало ей ложную картину, Пастух вовсе не выглядел отвратительным, похожим на урода из фильма ужасов старикашкой. Напротив, в его облике была властная, в чем-то даже подкупающая суровость. «Старый филин», — подумала Дарья, не позволяя другим чувствам взять верх над злостью.

— Давай покончим с этим побыстрее, — заявил Константин.

Дарья кивнула, не отрывая внимательного взгляда от Пастуха.

— Вы ступайте к машине. Я все сделаю сама. Идите.

Константин подошел к ней вплотную, произнес тихо, с нажимом:

— Ты еще можешь передумать!

— Идите к машине, — спокойно повторила Дарья.

Несколько секунд Константин вглядывался в ее будто окаменевшее лицо, затем махнул рукой и сказал своим людям:

— Пойдемте.

Когда они покинули поляну, Дарья вынула из кармана телефон, включила видеокамеру и присела возле Пастуха на корточки.

— Ну привет.

Старик повернул голову, из-под кустистых седых бровей на Дарью уставились слезящиеся водянистые глаза. Пастух глядел оценивающе, как дантист на больной зуб пациента.

— Ты скоро умрешь, — процедила Дарья, снимая на телефон лицо старика. — Твоя вина в том, что ты вырастил из сыновей убийц. Они убили мою дочку.

Пастух моргнул, выражение его лица не изменилось. Дарья склонилась над ним и ощутила запахи лекарств и подгнивших яблок. Промолвила, не скрывая злорадства:

— Они страдают. Ох, старик, если бы ты только знал, как они страдают. Молят меня о смерти. Твои сыновья превратились в животных, совсем оскотинились, в них больше нет ничего человеческого. Недавно я скормила им их собственные уши, отрезала и скормила. Они жрали их с аппетитом, чавкая, как свиньи. Они еще долго будут страдать, я не дам им спокойно сдохнуть. Как тебе моя месть, а, старик?.. Пастух, Пастух… не уследил ты за своими хрюшками.

Пастух с заметным усилием сделал глубокий вдох, на выдохе попытался плюнуть Дарье в лицо, но не смог — слюна осталась на нижней губе.

— Знаю я таких, как ты, — усмехнулась Дарья, не забывая снимать старика на камеру. — Ты привык все контролировать, верно? На всех свысока смотрел… А тут вон как вышло… лежишь тут беспомощный и даже плюнуть не можешь. Нет ничего хуже, чем бессильная ярость. Уж я-то знаю, о чем говорю, поверь. Могу поклясться, ты, старик, жалеешь сейчас, что дожил до этого дня, не помер тихо-мирно в теплой постельке. Ну а теперь… — она поднесла телефон к лицу Пастуха, — не желаешь передать привет своим выродкам? Давай же, не стесняйся, прохрюкай что-нибудь…