Весной 1938 года в Кремль, к Сталину, был вызван резидент НКВД в Финляндии, «прикрытый» должностью первого секретаря советского постпредства, Борис Аркадьевич Рыбкин. В его диппаспорте, впрочем, стоял псевдоним — Ярцев. Он получил из уст вождя приказ тайно связаться с руководителями правительства Финляндии и провести с ними секретные переговоры от имени Кремля. Цель переговоров — заключение между СССР и Финляндией договора о совместной обороне против любого агрессора, который посмеет вступить в Финский и Ботнический заливы Балтики, чтобы атаковать Финляндию или Советский Союз. При этом имелось в виду возможное нападение Германии на СССР. В рамках предлагаемого договора Москва хотела получить аренду куска финской территории на стыке вод Ботнического и Финского заливов для создания там военно-морской базы, аренду пары островов в Финском заливе для создания таких же баз, перенесения на несколько десятков километров севернее от Ленинграда советско-финляндской границы, которая проходила тогда на Карельском перешейке в районе станции Белоостров. Эта пограничная железнодорожная станция находилась тогда в трех десятках километров от Ленинграда. В обмен на уступки Сталин предлагал Финляндии большие территории в Карелии, поставки оружия и дешевого сырья из СССР.

Сталин приказал также Рыбкину держать переговоры в полной тайне и от советского полпреда в Хельсинки Деревянского, любых работников Наркоминдела и даже шефов разведчика в НКВД.

Рыбкин-Ярцев, вернувшись в Хельсинки, немедленно связался по телефону с финским министром иностранных дел Холсти. Он просил конфиденциального личного свидания с министром и получил его.

Секретные переговоры между Хельсинки и Москвой начались в апреле 1938 года и велись с перерывами до ноября 1939 года, когда финны окончательно отказались идти на уступки, хотя маршал Маннергейм призывал правительство Суоми к этому. В ответ в конце ноября Сталин приказал Ленинградскому военному округу начать давно подготовленный поход на Финляндию. Началась так называемая Зимняя война, в которой Советский Союз хотя и победил маленькую соседнюю страну, но его триумф явно выглядел пирровой победой.

Через несколько дней после 22 июня 1941 года финны, союзники Гитлера, также вступили в войну с СССР и назвали эти свои боевые действия против Советского Союза «войной-продолжением». На этот раз они к началу 1944 года уже подошли к грани тотального поражения и оккупации — Сталин и Красная армия научились воевать. Но упрямые социал-демократические политики, не растратившие к тому времени своих антисоветских и антибольшевистских чувств, еще несколько месяцев продолжали лить на фронтах кровь во имя своих германских союзников. И снова потребовалась тайная дипломатия, на этот раз в столице соседней нейтральной Швеции, чтобы склонить руководителей Финляндии к подписанию капитуляции. Условия Москвы для прекращения войны на севере Европы были очень мягкими. В них даже отсутствовал пункт о возможной оккупации Финляндии, которого панически боялись финны и шведы, к границе с которыми тогда выходила Красная армия. «Доброта» Сталина носила вполне прагматический характер; политический советник Андрея Жданова, который руководил в 1944 году военным и политическим наступлением на Финляндию и выводом ее из войны сепаратным миром, резидент Елисеев, убедил секретаря ЦК Жданова в том, что при твердом и самолюбивом характере финского народа потребуется не менее миллиона солдат, чтобы установить в Суоми оккупационный режим. Жданов доложил это соображение Сталину, и два высших советских политика, которые в это время уже вели напряженную гонку с западными союзниками, в первую очередь американцами, кто первый захватит Берлин и пожнет плоды победы, согласились с советником в том, что отсутствие этого миллиона солдат, оккупирующих Финляндию, сильно затормозит гонку с советской стороны.

…Так получилось, что я был знаком и с разведчиком, работавшим «под крышей» АПН в США и участвовавшим в проведении важнейшей операции тайной дипломатии Никиты Хрущева в 1961 году в Вашингтоне. К сожалению, манера советских руководителей лгать по поводу и без повода своим западным партнерам привела к тому, что этот человек был скомпрометирован ложью Хрущева. Блестяще начатая им акция по тайной связи лидеров двух супердержав мира была закончена другим советским разведчиком в США, его коллегой. Но именно он, Юрий Большаков, представитель АПН в Вашингтоне, открыл тайный канал Хрущев — Кеннеди.

Судьба свела меня с Юрием, когда я в 1966 году вернулся из Швеции и искал себе работу в какой-либо из интересных главных редакций АПН. Я привез из Стокгольма сценарий публицистического телефильма «По ленинским местам Швеции». Предстояла очередная годовщина вождя, и я решил предложить сценарий для съемок незадолго до этого созданной в АПН главной редакции теленовостей. Как рассказали мне осведомленные друзья в агентстве, эта главная редакция была создана специально для вернувшегося из США представителя АПН в Вашингтоне Юрия Большакова в благодарность за то, что он вел тайный канал связи Хрущева с Кеннеди. Зная, что я собираюсь предложить ему сценарий телефильма, мне по секрету поведали, что он вовсе не журналист, а бывший грушник, в сценариях не разбирается и что с ним вообще ухо надо держать востро, несмотря на все его внешнее добродушие.

Разумеется, сценарий я ему все-таки предложил, но, поскольку очень быстро после приезда из Стокгольма впал в немилость у председателя правления АПН Бориса Буркова, снимать телефильм так и не начинали. Тем не менее я довольно много общался с Юрием, мило беседовал с ним о Ленине в Швеции и иногда даже выпивал с главным редактором. Во время застолий он довольно быстро «набирался», глупел на глазах, кое-что выбалтывал из своих делишек 1961–1962 годов, смачно ругал Хрущева, подставившего его. Хрущев к тому времени был, впрочем, уже изгнан своими соратниками на пенсию и вреда Большакову принести не мог. Большой вред Юре причинял алкоголь. По слухам, он даже раньше времени сгорел из-за него.

А слава его началась с того, что с подачи одного из американских журналистов, близких к братьям Кеннеди, Юрий Большаков познакомился с Робертом Кеннеди, братом президента и министром юстиции США. С 1961 года Большаков передавал через Роберта личные послания советского руководителя президенту США и его ответные письма Хрущеву. Как приличествует тайной дипломатии, об этом обмене посланиями и устными поручениями знал самый ограниченный круг лиц в СССР и США. Достаточно сказать, что даже советский посол в Вашингтоне не знал об этом тайном канале. В течение года с небольшим представитель АПН и, как говорили в агентстве, полковник ГРУ Большаков успешно связывал Хрущева с Кеннеди. Хрущев в принципе стремился улучшить отношения с Америкой. Джон Кеннеди и его брат Роберт также вынашивали мысль о смягчении международной напряженности. Когда президент хотел что-то передать Хрущеву или отреагировать на его очередное послание, Роберт Кеннеди тайно встречался с Юрием Большаковым, и они беседовали прямо и откровенно, без обиняков и пропагандистских штампов. С каждым разом их общение, а следовательно, и неформальные отношения между Хрущевым и Кеннеди становились все более откровенными и прямыми.

Однако все испортили двуличие и деревенская хитрость советского лидера. Под нажимом кремлевских «ястребов» и в силу собственной врожденной безудержной агрессивности Хрущев санкционировал доставку и установку советских ядерных ракет на Кубу. В октябре 1962 года, когда этот процесс шел уже полным ходом и американская разведка располагала большим числом аэрофотоснимков советских ракетных баз, готовящихся принять и поставить эти ракеты на боевое дежурство, другими материалами, в том числе и фотоснимками советских пароходов, доставляющих ракеты на Остров свободы, Роберт Кеннеди встретился в очередной раз с Юрием Большаковым. В тот день он был необычно сух и официален. На прямой вопрос министра юстиции США о Кубе толстый и добродушный «журналист АПН» высказал очередное послание Хрущева, в котором тот повторял свой заезженный тезис: «Советский Союз поставляет на Кубу только оборонительное вооружение, предназначенное для защиты кубинской революции…» Большаков, как он мне рассказывал спустя пять лет сам, ничего не знал, как и советский посол в США, о действительном ходе событий в Москве и Атлантике, где советские военные корабли сопровождали транспорты с ракетами, дабы американцы не потребовали их остановки и досмотра.