Из другого кармана он достал маленький пожелтевший кусок пергамента и подвинул к ней вместе с ручкой, набравшей кровь как чернила.

— Пожалуйста. Мне надо, чтобы ты подписала.

Её ладонь пульсировала, и Урсула тряхнула ей, стараясь собраться с мыслями. Всё в этом мужчине так и манило, но сейчас в её сознании горела лишь одна мысль: этот чванливый придурок думает, что может получить всё, что захочет. Как и Руфус.

Урсула моргнула, приводя мысли в порядок. Конечно, не стоит доверять психу, который забрался к ней на кухню. И он хочет заполучить её душу? Вот её Урсула точно не собиралась отписывать. Она понятия не имела, для чего нужна душа и реальна ли эта штука вообще, но она не хотела узнавать, что станет, если лишиться её.

Урсула посмотрела на пергамент, на бледно-бежевые буквы. В свете свечей можно было разобрать лишь несколько слов, и пусть язык не был английским, эти завитки выглядели странно знакомыми. У неё почти возникло ощущение, что если сосредоточиться, то получится прочесть. На самом деле, она могла перевести некоторые слова: душа, контракт, вечный. Чем дольше она смотрела на листок, тем яснее становились слова.

— Что это за язык?

— Ангельский.

— Что? — Урсула сердито уставилась на возвышающегося незнакомца. — Что будет, если я это подпишу?

— Тебе реально никогда не рассказывали? — похоже, ему было искренне любопытно. — Как ты вообще вырезала на себе символ, если не знаешь, кто такая Эмеразель?

— Понятия не имею, — она кивком показала на пергамент. — Тут что-то говорится про вечный контракт.

Его брови взлетели вверх.

— Ты можешь это прочесть?

— Да. Не спрашивай меня, как. Это какая-то сделка с дьяволом?

Он медленно выдохнул, сжимая переносицу и как будто призывая невероятное количество терпения.

— Нет. Нет никакого дьявола, — он снова поднял взгляд, и на его губах заиграла очаровательная улыбка. — Я понимаю, что это может сбивать с толку. Я оставлю тебя сразу же, как только ты сделаешь, как я говорю.

Урсула скрестила руки на груди.

— Слушай, у меня небольшие проблемы с памятью. Я ничего не знаю о первых пятнадцати годах моей жизни. Возможно, ты слышал обо мне; когда меня нашли в той горящей церкви в Лондоне, это было во всех новостях. Таблоиды называли меня Загадочной Девочкой, — откуда бы ни взялся шрам, этот секрет могла раскрыть лишь Прежняя Урсула. А не эта ничего не подозревающая безработная девушка, которая ест на ужин хлеб с маслом.

— Загадочная Девочка? Никогда о тебе не слышал, — он осторожно изучал её, пока отсветы свечей трепетали на его гладкой золотистой коже. — Могу сказать тебе вот что. Эмеразель — не дьявол. Некоторые смертные называют её так, но она богиня. Её обитель — вулканическая магма в центре земли, и она разрушает города, когда злится. Она ни хорошая, ни плохая. Она — любовь, сила, ярость и свет. Ты не можешь бороться с ней. Ты не сумеешь победить, — все признаки мягкости ушли с его лица, взгляд сделался свирепым, почти хищным. — Не борись с ней, и не борись со мной. Ты не победишь.

Волоски на её шее сзади встали дыбом.

— Ага, конечно. По словам сумасшедшего типа, проследившего за мной и вломившегося в мой дом, я задолжала душу всемогущей богине ярости и силы, — она сжала ладонями свои бёдра, пытаясь игнорировать мурашки, пробегавшие по спине. — Я не буду подписывать твою дурацкую бумажку.

— Очень жаль, — Кестер почти виновато склонил голову набок. — Тогда я должен немедленно забрать твою душу для Эмеразель.

Урсула выдавила улыбку на лице.

— Что бы это ни значило, этому тоже не бывать, — она схватила столовые свечи со стола и плеснула горячим воском ему в лицо.

Кестер почти не дрогнул.

Её паника усиливалась. Она схватила чугунную сковородку и замахнулась ему по голове. Он поднял руку, чтобы заблокировать удар, и та с хрустом ударила по его руке. Он издал низкий, нечеловеческий звук, рокотом отдавшийся в нутре Урсулы. Когда Кестер сердито посмотрел на неё, его глаза полыхали ярко-зелёным, предплечье повисло под неестественным углом, превратившись в бесформенное безобразие, от которого он должен был кричать в агонии.

Урсула заставила себя дышать ровно.

— Я не стану подписывать твою сделку с дьяволом. Мне всё равно, хоть ты работаешь на Сатану, на Эмеразель или просто сбежал из психушки. Я не отдам свою душу. Кем бы ты ни был, тебе надо уйти, пока я не размозжила тебе череп.

Взгляд Кестера скользнул к его руке, и он тихо зашептал — снова одновременно незнакомые и знакомые слова. По спине Урсулы побежали мурашки.

Она смотрела, как рука Кестера с хрустом выпрямляется. Когда конечность полностью восстановилась, он снова поднял ладонь и пошевелил пальцами.

Её сердце пропустило удар, в голове опять прозвенело слово «демон».

— Это было реально больно, — его глаза, уже обретшие цвет крови, встретились с ней взглядом.

Её разум орал «Не человек!»

Он издал низкий рёв, дрожью пронёсшийся по её коже, и Урсула остро осознавала каждый свой вдох и выдох.

Он бросился на неё. Она тут же подняла колено и пнула его в грудь, перенаправив его инерцию на шкафчики возле кухонного стола. От столкновения дерево разлетелось на щепки.

Он начал вставать, но Урсула пнула его по голове. Её ботинок расквасил его нос, кровь брызнула на кухонный кафель. Он повалился назад, держась за лицо.

— Урсула, — проурчал Кестер, медленно поднимаясь на ноги. Его глаза выглядели дикими, и он выпустил знатные когти из кончиков пальцев, а разум Урсулы разразился паникой. Он надавил на ручку, и из наконечника показалось тонкое лезвие. — Тебе правда стоило подписать.

Он двигался так быстро, что у неё не осталось времени отреагировать до того, как он пригвоздил её к стене и сжал запястья одной рукой. Кончики его когтей рвали её кожу, и из его горла вырвалось тихое рычание, рокотом пронзившее насквозь.

Его зубы… его клыки… удлинились, и он прильнул ближе, не оставляя ей пространства для пинка. От холодного страха перехватило дыхание, пока Урсула пыталась высвободить запястья, но этот тип был жутко сильным. Что он такое?

Он наклонился ближе, согревая её кожу дыханием. Его глаза блуждали по её телу, отсветы свечей отражались от острого лезвия в ручке.

— Жаль, что ты заставляешь меня это делать. Мне в тебе что-то нравится.

Урсула попыталась рывком высвободить руки.

— Ты не обязан что-либо делать. Можешь просто оставить меня в покое, — она едва могла дышать. Вот они, последние мгновения её жизни. «И что говорить о таком