ничего не понимаю, но всё знаю. Просто мне повезло. Или не повезло. Я оказался по другую сторону дня в тот день. Какие-то сраные три часа разницы. Просто у тебя солнце взошло раньше. Ты всего-то оказался восточнее меня, вот и вся магия. Ты относительно меня был в будущем на три часа вперёд. Ладно… Я пошел рассказывать, люди собрались. Расскажу им сегодня про чипсы. Нарежу тонко местную сладкую картошку, посолю, попробую сварить в масле. Чипсы это тоже история нашего старого мира. Это не пьяное голосовое сообщение. Алкоголя здесь нет. Если я отравлен, то не этим. Прости, Федя, что ты мёртвый, а я живой».

«Слушай, сотри к чёрту мои сообщения, особенно вчерашнее… Все сотри, если хочешь. У меня авитаминоз или я дурак. Прости. Всё будет хорошо. Мы встретимся… Ты только… В общем встретимся».

«Я иду с Новыми людьми полный лунный месяц. Мы начали в окрестностях Феса, когда луна росла тонким лежащим на спине серпом. Она выросла ночь за ночью в блин, ярко освещала меня во время рассказов о прошлом мире у костра. Луна похудела над моими историями, истончилась вновь до огрызка-кочерыжки. Шли мы не всегда по дороге. Главный у Новых людей, их лидер, иногда приказывает уйти с дороги и идти параллельно, за холмом или вообще не пойми куда по пустыне. Когда луна растворилась полностью и ночь стала непрозрачной как смерть, мы вошли в Марракеш. Розовый город огромных свалок, кричащих базаров и бесконечных стен. Город, который не бомбили, куда сбежал местный король и стеклось колоссальное число жителей. Хотя всё цело, нет бандитов и радиации, город испытывает массу проблем. Перебои с электричеством, водой, переполненные больницы и множество мертвых животных на дорогах. Каково хрена они не убирают мёртвых животных? Приютившие меня Новые люди пытаются пополнить запасы, обменять коз, у них также двое больных. Меня отрядили ходить по свалкам вместе с подростками и собирать полезное для следующего перехода. И, наконец-то я нашёл новый годный смартфон. Химичу чтобы вся информация с карты памяти зашла и не потерялись мои сообщения тебе. Теперь я могу делать фото».

«Свалка подарила мне зеркало. Я давно не рассматривал своё лицо. Посмотрел на себя также на нескольких селфи. Ты бы меня разумеется узнал. Отчего не узнать. Но вот я себя не узнаю. Глаза стали светлее, бледно-голубые. Волосы почти белые. Морщины. Сломал зуб. Кожа какая-то хронически воспалённая, в углах рта язвочки, язык бледный с налётом. Нос какой-то длинный. Не буду тебе посылать такое фото. Уже два дня мы ждём пока лечат кого-то из племени. В центр не ходим. По окраине Марракеша стоим лагерем. Сегодня до нас домогалась полиция. Документов ни у кого нет. Пытались забрать оружие. Я боюсь, что завтра они вернутся с подкреплением и заберут. Все волнуются. Чтобы как-то успокоить, внести свою лепту, я снова рассказывал истории про старый мир. Что, интересно, моим соплеменникам вообще не катят истории про технологии. Типа, как строят метро или про человека на Луне. Но всё, что касается отношений, социального, вроде суррогатного материнства, измены супругов, воспитания детей, разных видов религии, им крайне важно. Вопросов по-прежнему не задают, вероятно, это у них в культуре не принято. Только эмоционально реагируют, когда тема им нравится. Скажем, про снохождение или предсказания будущего. Слушают очень внимательно такие вещи. Сегодня я расскажу им про ЛГБТ, надеюсь, будет весело. Жаль, что многое приходится показывать жестами. Тем более на такие темы. Но, Федя, мой язык улучшился. Ты бы мной гордился. Это ж ты у нас полиглот, а не я. Ты бы, уже с ними говорил бегло за месяц. Но я стараюсь, честно стараюсь».

«Больных оставили в городе и выдвинулись в сторону гор, Атлас, называется, там у них святое место. Типа, надо посетить. Одновременно с этим, Федя, стали они меня всё чаще спрашивать о боге. О божественном. Я начал им рассказывать про буддизм, про кришнаитов, но они остановили. Спрашивают именно, что я сам думаю. И так стало происходить каждый завтрак. Пытаюсь вставить про каршеринг, меня прерывают. Меня это немного пугает. Не принесут ли они меня в жертву в горах? Не смешно, Федя. Я крепко задумался о боге. И я начал им потихоньку свою концепцию излагать. На смеси русского и новоберберского. Они слушают. А кони спят стоя. И дети спят. А я рассказываю. За нами увязались два итальянца. Совершенно подавленные. Они всё это время были в Марракеше и упросили Новых людей забрать их. Устали от неспящего переполненного города. У них не осталось ничего кроме одежды. С ними говорю по-испански и по-английски. К сожалению, немного нового узнал. Всё то же. Мир погиб. Что-то произошло глобальное. Война началась и моментально закончилась. Что, почему, они не знают. В Марракеше им говорили, что больше всего пострадала Азия, хотя до этого все говорили, что Европа. Радио и интернет, всякая связь, отсутствуют в прежнем понимании. Почти везде правят местные князьки или имамы. Про Переживших итальянцы не слышали, но с их слов в Агадире есть какая-то колония иностранцев и они хотели бы туда попасть с нашей помощью. Во время моих историй новенькие спят. Мне никто не мешает думать и говорить о божественном».

«Ты, возможно, волновался, как мои рёбра. Знаешь, ничего. Срослись. В лётное училище меня бы не взяли теперь. Шучу, Федя. Самолётов я в небе не видел с тех самых пор…».

«Антонио, итальянец, смог меня подстричь. Впервые моя борода укоротилась. Был как Робинзон Крузо, хе-хе. Мы вошли в горы. В долину с узким прозрачным горным ручьём. Я сказал бы даже с речкой. Мы купаемся каждые полчаса. Ритм племени сбился. Все взрослые, дети и женщины в восторге от воды. В местной берберской деревне нашего лидера знают и разрешили нам устроиться в настоящих домах с очагами и кроватями. Это какой-то сюрприз. Луна снова растёт. Впереди водопады и святое место».

«Сегодня я им рассказал, что бог, как я думаю, сейчас ослеп или всегда был слепой. Он слепой. Он раздаёт благое и дурное не глядя, без разбора. Не раздавать совсем не может, оно у него там копится само. И когда нужно избавиться, не глядя швыряет нам. Бог как кран, смеситель. Давление не держит, надо иногда