Остался один Бомилькар, обескураженный ловким переметом Карталона.

— Я? Что я? Раз все за то, чтобы идти на Рим, я тоже не останусь в стороне.

— Шесть против одного, — резюмировал Ганнибал. — Мой голос седьмой. Решение принято — мы идем на Рим! И да будут благосклонны к нам боги!..

Ганнибал собрал для похода на Рим громадную армию — сто тысяч человек. Офицерами служили по преимуществу пуны — отпрыски знатных родов, в ратном деле не всегда искушенные, но неизменно о себе много мнившие. Ливийцы, защищенные крепкими доспехами и обученные сражаться в строю, составляли полки тяжелой пехоты. Стремительный маневр обеспечивали нумидийские сотни: поджарые всадники на таких же поджарых конях превосходили в беге любую конницу; в рукопашный бой они обыкновенно не ввязывались, ловко орудуя дротиками. Роль застрельщиков отводилась балеарам, владевшим пращей не хуже самого Давида. Но больше всего — воинов из иберских племен, прельщенных обещанием богатой добычи — примерно две трети. Эти воины были храбры, но нередко невыучены и недисциплинированы — и оттого не очень надежны. Армия Ганнибала походила на бесформенную мраморную глыбу, от которой потребно отсечь немало лишних кусков, чтобы вышла прекрасная статуя.

Оставив брату Гасдрубалу, какой должен был оберегать от римлян Иберию, толику воинов, Ганнибал повел свое воинство на восток. Армия была столь велика, что идти приходилось тремя колоннами, в противном случае полки растянулись бы на несколько дней пути. Именно в таком порядке войско пересекло Ибер и приблизилось к Пиренеям. Здесь, устрашенные стылой тяжестью гор, а еще более — грандиозностью поставленной цели, взбунтовались воины-карпетаны, отказавшиеся следовать дальше. Ганнибал мог без хлопот подавить этот мятеж, но суровость демонстрировать не стал, ибо не хотел ни губить преданных ему воинов, ни портить отношения с иберийским народом. Он отпустил полки карпетан, а также всех остальных, кого пугал дерзкий замысел. Глыба утратила самые косные свои части и стала обретать очертания. Через Ибер Ганнибал перевалил лишь с шестьюдесятью тысячами воинов, но это были действительно воины, а не мужчины, взявшие в руки оружие.

Путь по Галлии оказался полегче, чем полагали карфагенские генералы. Козлоногие галлы не препятствовали движению войск через свои земли, отчасти устрашенные их мощью, отчасти в надежде на то, что, вступив в войну с Римом, карфагеняне истощат силы латинян, и те прекратят свой натиск в пределы галльских племен. Ганнибал со своей стороны всячески склонял варваров к миру, щедро оделяя вождей тряпьем и блестящими чашами. Карфагеняне вели себя подчеркнуто дружелюбно, платя полновесной монетой за хлеб, лошадей, быков, даже за те убытки, какие причиняла армия, если ей приходилось идти по колосящимся нивам.

— Славный парень, этот Ганнибал! — кричали галльские вожди, поднимая страшные чаши, предпочитаемые златым или серебряным, — черепа врагов, плещущие через края душистою брагой. — Пусть задаст трепку римлянам!

Так, без сражений, болезней и свар карфагеняне достигли Родана — реки варваров, именовавших себя гордым именем втлки. Эти самые втлки разделились надвое. Одни порешили миром пропустить Ганнибала, другие, с дальнего берега, подкупленные римскою мздою, надумали воевать. Ганнибал не желал растрачивать силы на варваров. Темной ночью он перебросил через стремнину вдали от основной переправы полки быстрых на ногу ливийцев. Поутру, когда втлки принялись швырять дроты в переправляющихся через реку воинов, в спину им вышли стройные фаланги закованных в сталь пехотинцев, гулко гремящие мечами об облитые бронзой щиты. Этого оказалось достаточно, чтобы варвары в мгновение разбежались.

Ганнибал разделался с втлками вовремя, ибо на следующий день в устье Родана вошла римская эскадра во главе с жаждушим славы Публием Сципионом, мужем властолюбивым. Консул рвался разгромить карфагенян, хоть и имел под началом армию, втрое меньшую, чем у Пунийца, но Ганнибал упрямо не хотел терять солдат здесь, в Галлии. Небольшим конным сражением он прикрыл переправу остававшихся на другом берегу слонов, а когда Сципион стал разбивать лагерь, готовясь к долгой войне, быстрым маневром увел войско на север. Сципион потерял карфагенян и, ругаясь, был вынужден поспешить обратно, в Италию, на защиту родных рубежей.

Он еще был в пути, когда армия Ганнибала достигла Альп. Громадные горы, грозной стеной рассекавшие небо, испугали не только ливийцев и пунов, но и видавших виды иберов. Робость перед могуществом стихий вселилась даже в сердца бесстрашных стратегов, которые все чаще косились на купца Келастиса, проделавшего весь путь подле Ганнибала в сопровождении трех всадников-нумидийцев, приставленных в качестве то ли телохранителей, толи стражей. Ганнибал подскакал к купцу.

— Теперь все зависит лишь от тебя! — сказал он. — Исполни свое обещание, и получишь награду.

— Твои воины отведают хлеба с кампанских полей, — ответил Келастис, спокойно, твердо встретив рыжестью глаз взор Ганнибала.

Он и впрямь хорошо знал эти места, ибо вел армию по тропам столь уверенно, словно сам прокладывал их. Пунийцы шли восемь дней, преодолев несколько горных хребтов, на девятый на воинов обрушился град камней и стрел.

— Аллоброги! — сообщил купец. — Я был уверен, что они пропустят нас. Видно, римские агенты оказались умнее и расторопнее, чем я предполагал. Ничего, я знаю способ разделаться с ними.

Ночью купец повел вверх отряд воинов и овладел высотами, какие неосторожно оставили отправившиеся на отдых горцы. Он проявил недюжинную выносливость и отвагу, лично подобравшись к задремавшему часовому, который так и не проснулся.

Наутро войско двинулось дальше. Обозленные аллоброги подстерегли на узкой тропе передних солдат, обрушив на головы град камней. Падали замертво люди, обезумевшие от ужаса кони сбрасывали в пропасть седоков и поклажу. Один за другим канули в бездне, отчаянно трубя, несколько слонов, в их числе могучий Аякс. Погибло множество воинов и всякого скарба, прежде чем взобравшиеся наверх легконогие иберы оттеснили врагов. Ганнибал был мрачен: горы отнимали у него воинов, какие нужны были там — в Италии.

На исходе пятнадцатого дня пути армия подошла к перевалу, с какого открывался путь на равнины Италии. Здесь Ганнибал дал воинам отдых. Воины пили захваченное у аллоброгов вино и набивали отощавшие животы трофейным мясом.

Наутро выпал снег, приведя в отчаяние и без того измотанных людей. Ганнибал подозвал проводника.

— Что будем делать теперь, Келастис? — спросил он, с тревогой вглядываясь в безмятежно спокойное лицо купца.

— Продолжим путь, — ответил тот, и улыбка скривила твердые губы.

— Но я погублю армию!

— Лишь часть ее. А если повернешь обратно, — всю. И к тому же не добьешься задуманной цели. Решай!

— Идем! — решил Ганнибал.

Воины начали спуск. Обветренные физиономии выражали отчаяние и безысходность. Ганнибал то и дело обращался к полкам с речью, подбадривая солдат. К вечеру он совершенно осип и кричал хриплым шепотом. Кутаясь в волчью шкуру, он с тоской взирал на неровные шеренги едва бредущих, ослабевших воинов. Было очень скользко, и многие срывались в пропасть. Купец велел воинам привязать к ногам куски бычьих кож, густо утыканных иглами акации, но и это не помогало. Падали люди, падали лошади, с жалобным криком летели вниз слоны. К полудню лед подтаял, и стало еще хуже. Теперь лошади пробивали ледяную корку и накрепко увязали в снегу. Воины выбивались из сил, освобождая несчастных животных. Ганнибал приказал избавиться отчасти поклажи. Было оставлено лишь оружие и небольшие запасы пищи.