— А смысл, Умед? Рафаэль наверняка ждет от тебя ответа. Если ты затянешь с ним, то реально можешь потерять очень выгодного клиента.

— На героин цена тоже поднимется?

— Пока нет.

— Хоть так. Я согласен.

— Хоп. Наведаюсь на завод, сообщу тебе, когда, как часто и какими партиями мы сможем переправлять эфан, а ты окончательно реши вопрос с поляком.

Даврон вздохнул:

— Я свяжусь с ним сейчас же.

— Сегодня в двадцать три мы переправим подготовленную партию. Какой сейчас она кажется мизерной, да, Умед?

Таджик не ответил на это провокационное заявление.

— Да, в двадцать три, в установленном порядке, — проговорил он. — Мои люди смотрят за рекой. Там все спокойно. С начальником заставы все вопросы решены.

— Ты будешь сам контролировать переправу?

— Нет. На это у меня есть помощник.

— А я, пожалуй, посмотрю на работу курьеров и твоих людей.

— Это ваше дело.

— До связи, Умед.

— До связи, господин.

Гасани выключил телефон, взглянул на Санхаба и заявил:

— Вот и все. Мне пришлось чуть снизить цену, но семьсот пятьдесят долларов куда лучше, чем пятьсот. Я прав?

— Да, конечно, господин Гасани, вы поистине мудрый человек.

— Оставь это. Мы с тобой покурили. Пора и позавтракать.

Санхаб встал:

— Прошу в дом, господин Гасани.

Тут к ним подошел Гамаль Кадир и спросил:

— Господин, вы забыли обо мне?

— Думал, еще спишь, не хотел будить. Но раз ты пришел, то пойдем. Господин Санхаб приглашает нас на завтрак.

— С удовольствием, — проговорил Кадир.

Во второй половине дня Гасани изъявил желание лично посмотреть на Пяндж. Санхаб по извилистой тропе провел его на берег. Чтобы осмотреть противоположную сторону, нужна была оптика. Санхаб заранее подумал об этом и захватил с собой бинокль.

Гасани оглядел таджикский берег, широкую тропу, ведущую к кишлаку Ами.

Он не увидел ни одного человека, отдал Санхабу оптику и спросил:

— Где спрятаны плоты?

— Внизу, как раз под нами, заводь. Она не видна с того берега. Там плоты, лодочные моторы, весла, все, что нужно для переправы.

— Товар?..

— Его спустят, как стемнеет.

— Река пока спокойна. Что будет ночью?

— То же самое. По крайней мере, со слов старика, знающего приметы.

— А если он ошибается?

Санхаб вздохнул и ответил:

— Тогда придется вновь переносить переправу.

— Логично, но нежелательно. Мне надо ехать в Гаран, на завод, а не торчать тут.

— Мы управимся и без вас.

Гасани взглянул на подельника:

— Да?

— Прежде вполне справлялись.

Гасани прошелся взглядом от восточного поворота русла до западного, за которым находилась таджикская пограничная застава.

— Начальник заставы оповещен, что груз пойдет ночью, не так ли? — осведомился он.

— Конечно.

— Так почему сейчас пограничники не выставлены на этом участке, не прикрывают Ами?

— Не могу знать. Впрочем, Даврон говорил, что у начальника заставы много проблем.

— На службе или в личной жизни?

— На службе. С личной жизнью у него все в порядке. В каждом селении по жене. Неофициальной, естественно. Да еще и на заставе он держит молодую женщину. Заместитель начальника тоже живет на широкую ногу.

— А что со службой?

— Острая нехватка солдат. В прошлом месяце четверо дезертировали. Призыв идет с трудом. Не желают таджики служить.

— Это плохо, — проговорил Гасани.

— Что же в этом плохого, мой господин?

— А то, что нехватка таджиков может быть перекрыта подразделениями с российской базы. Тогда наш Даврон вряд ли договорится о коридоре.

— До этого, думаю, не дойдет. Неужто русским заняться больше нечем, кроме как вновь выходить на блокаду границы? Они в Таджикистане не для этого. Раньше да, стояли заслонами за заставами. Сейчас их задача — недопущение прорыва границы крупными формированиями. А таковых на нашей стороне просто нет.

— Пока нет. Уйдут американцы, талибы двинутся в Среднюю Азию, но сперва займут весь Афганистан, — проговорил Гасани. — Остановить их правительство не сможет. Оно и само недолго задержится у власти после вывода Сил по поддержанию безопасности. Денег чиновники наворовали достаточно, не на одну жизнь хватит. У всех счета за границей, дома, да не такие, как у нас, виллы на берегу моря в Испании или Греции. Но не будем загадывать. На все воля Всевышнего.

— Да, господин Гасани.

— Жарко, а нам еще надо подниматься наверх. Но тут уж ничего не поделаешь. Придется потерпеть.

Наркоторговцы поднялись к кишлаку Капур.

В десять часов вечера они опять спустились на ту же самую площадку, укрылись, подготовили мощные ночные бинокли. Четверо мужчин из селения пронесли мимо них мешки с товаром. За ними прошли курьеры.

Через сорок минут помощник Санхаба встал у прожектора, установленного на тропе. Гасани посмотрел на реку. Пяндж спокойно нес свои воды.

Облака затянули все небо, не позволяли свету луны пробиваться к земле. Это было на руку наркоторговцам.

Карбани подал световой сигнал — три короткие вспышки, одна длинная, еще две короткие. С дальних холмов, расположенных за кишлаком Ами, кто-то ответил ему тем же.

— Все в порядке, — проговорил Санхаб.

— А чего ты шепотом?

— По реке звуки разносятся далеко.

— Мы же выше.

— Все равно.

Ровно в одиннадцать Санхаб мигнул фонариком вниз. Тут же зашелестели компактные, но мощные японские моторы. Плоты, разрезая водную гладь, один за другим пошли к противоположному берегу.

За западным изгибом виднелся свет. Это горели фонари на заставе. Весь остальной берег застилала сплошная мгла.

Плоты преодолели реку. Тут же объявились люди Даврона, забрали мешки и бегом потащили их к селению.

Плоты отошли от берега. Курьеры развернули их, завели моторы и пошли обратно.

Как только они оказались на афганской стороне, сотовый телефон Гасани завибрировал.

— Слушаю!

— Это помощник господина Даврона. Подтверждаю прием товара.

— Передай Умеду, чтобы утром были деньги.