Стало немного стыдно за невнимание к старой соседке.

– Что касается Челышевых, то они на все зимние праздники уезжали к родственникам в деревню, и я помню, как Катька радовалась, что ей удастся сэкономить на новогоднем украшении интерьера, – продолжила Маринка. Она такая – обстоятельная. Можно даже сказать – занудная. – А жилец Ребровых, как его там? Антон, что ли. Или Артем…

Я подняла одну бровь. Показалось странным, что Маринка не знает имя точно.

У нее, вообще-то, есть досье на всех жильцов, я сама видела ветхие картонные папки, заведенные кем-то – точно не самой Маринкой, она тогда еще и не родилась – в 1954 году, когда наш дом только заселялся.

Хотя Антон или Артем у нас тут наверняка не прописан, он снимает квартиру у пенсионеров Ребровых, которые несколько лет назад переселились за город.

– Он точно не выбросил бы мусор так неаккуратно, – договорила Маринка.

Я подняла вторую бровь и дополнила миманс вопросом:

– Откуда такая святая вера в аккуратность мужика, которого ты даже по имени уверенно назвать не можешь?

– Ну привет! – Маринка всплеснула руками, едва не упустив бумажку со списком – был бы еще один плевок в ранимую душу дворника. – Ты разве забыла историю той квартиры?

Я помотала головой – как такое забудешь!

Двушка Ребровых находится на первом этаже в третьем подъезде. Вообще-то в доме по две квартиры на каждом этаже, но у Ребровых вовсе нет соседей, потому что трешку рядом с ними лет пять назад продали под коммерцию – там теперь «Оптика» со входом с фасада. Свое тихое уютное жилище пенсионеры Ребровы сдали приличной с виду одинокой даме, а та, не спросив согласия хозяев, устроила в квартире кошачий питомник. Это выяснилось, только когда дама загремела в больницу с ковидом, а оставшиеся без присмотра и кормежки мейнкуны в количестве двенадцати наглых мохнатых морд подняли такой шум, что его услышали в квартире через стену – в четвертом подъезде. Пришлось вызывать участкового и МЧС, ломать дверь, ловить всем двором озверевших котеек… Веселый был денек, такое не забывается.

– Бедняги Ребровы потом полгода квартиру сдать не могли, такая вонь там стояла, – поморщилась Маринка. – И с этим Артемом или Антоном договорились, что он в счет оплаты сделает ремонт. Он там и пол поменял, и стены до кирпича ободрал, потом заново отштукатурил, но главное – мусор строительный весь до пылинки упаковал в мешки и вывез, как это, вообще-то, и положено, специальной машиной. Поэтому в его аккуратности я не сомневаюсь… Так ты сдаешь на Герасима? – К сожалению, управдомша все-таки вспомнила, с чего мы начали.

– Сколько?

– Сколько не жалко. Мы с Семой пятьсот дали, кто-то по триста, а Золотухин с барского плеча – целую тысячу.

– Ну, я не буржуин, как Золотухин. – Я вынула из сумки кошелек и, подумав, достала из него купюру. – Пусть будет пятьсот. Неохота опять от твоих субботников уклоняться, утомительно очень.

В прошлый раз, когда нас безвременно покинул очередной дворник, Маринка затерроризировала жильцов, организуя регулярные сеансы коллективной уборки.

– Прекрасно. – Лосева спрятала денежку в карман. – Постепенно набирается приличная сумма, надеюсь, Герасим это оценит.

Я кивнула и пошла к себе, а Маринка осталась на своем посту в воротах, но часа через полтора опять напомнила о себе телефонным звонком.

– Что еще? – спросила я настороженно: частота коммуникаций не сулила ничего хорошего.

Управдом – это персона, которая у меня четко ассоциируется с разнообразными бытовыми неприятностями.

– Хочу посоветоваться. – Маринка была задумчива. – Пресловутый Артем или Антон куда-то запропастился…

– Его и так не видно и не слышно было, – напомнила я.

– Да, но за квартиру он Ребровым всегда платил исправно, день в день. А тут просрочил, должен был прислать деньги вчера еще… И Инга Трофимовна встревожилась – сама понимаешь, после той истории с кошачьей фермой старушка боится новых проблем. До своего жильца она не дозвонилась и попросила меня сходить проверить, все ли в порядке с квартирой, но там закрыто, видимо, Антон-Артем отсутствует. А мне неудобно туда-сюда бегать со своего верхнего этажа на нижний в соседний подъезд, и я подумала оставить ему записку, чтобы он, когда появится, зашел ко мне или позвонил…

– И в чем проблема? У тебя закончилась бумага, вся на списки ушла? – не удержалась от шпильки я.

– Нет, просто не знаю, как вежливо обратиться к человеку, чье имя не помню, – призналась Маринка. – Не писать же: «Уважаемый Антон, в скобках – Артем» или «Гражданин Антон, он же Артем». Придумай что-нибудь изящное, ты ведь училась на филфаке…

– Мы вместе там учились, – напомнила я, но постаралась придумать. – Не зная имени, ничего задушевного, конечно, не напишешь, но ты же не любовное послание сочиняешь, можешь обратиться официально: «Уважаемый квартиросъемщик».

– О! Точно! Спасибки! – Маринка отключилась.

А я вернулась на диван, который еще в период локдауна постановила считать идеальным рабочим местом писателя-редактора-копирайтера, и минут пять яростно правила очередную графоманскую рукопись.

Прислали мне недавно на редактуру такое чудо чудное, диво дивное – фантастический роман про боестолкновения наших с пришельцами, удивляющий не столько сюжетом, столько вопиющей безграмотностью автора.

Такое чувство, будто текст Чужой писал! На каждом шагу перлы-загадки: кок рас, иди от суда, не кто не каму, или мент (это «элемент», как выяснилось).

Я долго гадала, как понять: «Оставлю тебя пака». Оставлю тебя, пока? Оставлю тебя пока? Спасибо, на следующей странице нашла подсказку в сцене прощания: «Пака-пака!» Потом зависла над описанием боя с пришельцами, где герой «упал напал». Упал, а потом напал? Или «напал» – это напалм? Поняла, что это «на пол», когда рядом с героем его боевая подруга «облокотилась о стену и скотилась напал».

Ох, нелегка жизнь литературного редактора! Порой так хочется попросить: «Дорогие авторы! Пожалуйста, не отключайте встроенную проверку орфографии, пока не получите свою первую Нобелевку по литературе! Потом-то и ошибки сойдут за изыски, но ПАКА РАНА! Редактор может СКОТИТЬСЯ НАПАЛ!»

На очередном ребусе я плотно забуксовала. Некоторое время смотрела на загадочное слово «скойкех», как египтолог Шампольон на иероглифы Розетского камня, а потом закрыла макбук и потянулась к смартфону. Он у меня под боком лежал, слева, а справа – беспроводная мышка. Красивая такая симметрия.

– Мне сейчас неудобно говорить, я тут мульчирую, – скороговоркой пробормотала Ирка в трубке и тут же отключилась.

– Мульчирует она, – повторила я с досадой. – Там.

Можно подумать, если я тут не мульчирую (кстати, что это значит?), то вообще ничем дельным не занимаюсь. А я занимаюсь! Я мыслю. Предпочла бы потупить в такую жару,