счёт, оставив официантам и музыкантам изрядную порцию чаевых. Вернувшись домой, Николсон быстро прошёл в свой кабинет, включил видеомагнитофон и вставил кассету. Нашарив рукой пульт, который затерялся на полке посреди книг и разных бумаг, он опустился на небольшой мягкий диван и приготовился смотреть. Когда первые кадры появились на экране, им завладело нескрываемое волнение.

«Ого, шо, прям сюда говорить?», — прозвучал в комнате недовольный голос, и Николсон широко улыбнулся, увидев на экране своего старого доброго друга. Вид Дональда и его речь были настолько комичны, что громкий, весёлый смех Марка то и дело разносился по всей комнате. Он с большим удовольствием наблюдал разыгрываемую евреем комедию, широко улыбался, восхищаясь остроумным другом. Но когда на экране появилась последняя сцена, его глаза, не мигая, уставились в одну точку. Николсон так бы и сидел некоторое время, если бы его не отвлёк от размышлений звонкий смех детей, доносящийся со двора. После этого кадра, ответ на вопрос, мучивший его последние два года, был найден. Истина, правда, которую всё это время пытался найти Марк, доказательства, которые он искал, теперь были не миражом в пустыне. Теперь он не просто догадывался о жизни Дональда, но и увидел подтверждение своим догадкам. Сомнений уже не осталось, и писатель с улыбкой на лице выключил телевизор, взял несколько чистых листов и быстрым движением руки написал несколько строчек. Поставив свою подпись и печать, он положил один лист в портфель, а другой вставил в печатную машинку, которая всегда стояла на столе. Быстрые пальцы Марка, ещё не утратившие своей прыти, начали отстукивать ритм по чёрно-белым клавишам, а те в свою очередь выводили ровные буквы на белой бумаге.

Спустя несколько часов непрерывной работы, писатель встал из-за стола, положил стопку только что напечатанной рукописи в портфель, взял чистый лист бумаги, быстро что-то написал на нём и вышел из кабинета. Попрощавшись с женой и детьми, он дошёл до гаража, сел в машину и завёл мотор. Когда его любимый уже потрёпанный пикап оказался на дороге, Николсон взял курс на запад, к офису Питера Томпсона. Найдя его в своём кабинете, он с довольной улыбкой уселся в кресло у стола и протянул ему бумагу, которую написал перед выходом из дома.

— Сейчас посмотрим, — сказал Питер, пробегая глазами по беглому почерку, не всегда ровному, но вполне разборчивому.

— Постарайтесь урегулировать всё до завтрашнего утра, — с деловой ноткой в голосе произнёс Марк.

Молодой мужчина лет тридцати пяти, верно служивший интересам писателя два последних года, несколько раз перечитал написанный текст, раза три-четыре недоумённо перевёл взгляд с бумаги на клиента, а затем неуверенно произнёс.

— Что это значит?

— То и значит, — коротко ответил Марк.

Во взгляде юриста читалось нескрываемое удивление. Многое он поведал на своём веку, в его нелёгкой профессии было достаточно случаев обмана, взятничества, стяжательства. Но с такой щедростью от реальных людей, а не от персонажей книг, он познакомился впервые.

— Но, сэр, вы же потеряете больше половины ваших накоплений, — запротестовал Питер. — На моей практике, а она длилась не много не мало десять лет, я ещё в жизни не встречал такого.

— Я потеряю половину, он же отдал мне всё.

Дав ещё несколько распоряжений, Николсон торопливо вернулся в свой пикап. Он добрался до типографии друга в весьма приподнятом настроении, свидетельством которого была широкая улыбка на лице. Припарковав машину, Марк выключил мотор и вышел из своего любимого автомобиля. Он громко постучал в дверь. Ответа не последовало. Тогда писатель постучал ещё раз, но уже более требовательно.

«Как всегда», — подумал он. За два года сколько бы он не приходил в типографию, не мог застать там Дональда, который каждый раз отмахивался, говоря, что как раз в это время был на обеде, на ужине, или ездил по каким-то важным делам. Так и не дождавшись ответа, Марк направился к дому друга. Пройдя два квартала, он остановился у небольшого двухэтажного здания, на первом этаже которого и находилась квартира Мальковского. К счастью, в окнах горел свет, поэтому сомнений быть не могло — хозяин дома. Николсон громко постучал. Когда дверь открылась, на пороге стоял высокий еврей в пожелтевшей от времени белой рубашке и в чёрных брюках прямого покроя.

— Не ждал сегодня гостей, — недовольно проговорил Дональд, почему-то не желая впускать в дом друга.

— До сих пор злишься из-за случившегося? — примирительно проговорил Николсон.

— Да уж нет, — покачал головой еврей.

— Я принёс тебе кое-что, — сказал Марк после недолгой паузы, открывая портфель.

— Неужели шоколадные трюфели? — улыбнулся Мальковский. — Они как назло вчера закончились.

— Трюфелей, увы, нет, — усмехнулся писатель, — но в следующий раз буду иметь в виду. На вот, прочти, — и он протянул стопку напечатанных час назад листов.

— Что это? — непонимающе уставился на неё Мальковский.

— Мой новый рассказ, — коротко ответил Николсон.

Еврей непонимающе уставился на друга, вытер вспотевшие ладони о штаны, поправил майку и, не решаясь взять листы, спросил:

— Как, новый? Ты же показал мне его сегодня утром?

— Нет, это новый рассказ, я его написал только что.

Наступила неловкая пауза, и Дональд нерешительно взял рукопись.

— Ты написал? — озадаченно посмотрел он на друга.

— А ты знаешь ещё кого-то, кто пишет под моим именем? — подмигнул Николсон и многозначно посмотрел на товарища.

Дональд не нашёлся, что ответить, и лишь помотал головой.

— Сможешь прочитать до завтра? — поинтересовался Марк.

— Постараюсь, — букнул Мальковский.

На его лице всё же сохранился след невысказанного удивления, когда он прощался с другом. Оставшись один, Мальковский уселся в единственное кресло и начал читать. А так и не тронутый чай, который он сделал до прихода друга, потихоньку остывал. Зелёные листья лежали на дне заварочного чайника, отдавая тонкий, едва уловимый аромат. В комнате царила тишина. И только шуршание переворачиваемых листов напоминало о том, что в маленькой квартирке Дональда кто-то есть.

Дональд и Марк

На следующий день, совсем рано, около шести часов утра, так рано Марк ещё не просыпался, зазвонил телефон, и писатель, нехотя поднявшись с мягкой подушки, ответил хрипловатым сонным голосом.

— Слушаю.

— Хорошо, что ты не спишь, — бодро проговорил Дональд.

— Ну, я как бы спал, — невнятно пробубнил Николсон.

— Через час буду у тебя, — быстро сказал Мальковский и, не дожидаясь ответа, положил трубку.

Одним рывком он встал с кресла, с которого он не сходил всю ночь, сначала читая рассказ, а потом заснув на нём беспокойным сном. Ночь в сидячем положении и резкий подъём дали о себе знать, и где-то в области поясницы защемило так, что Дональд поморщился от боли. Затем, еле выпрямившись, он сделал