Николсон ничего не ответил, словно ожидая, что друг сам догадается.

— Зачем? — настойчивее проговорил Дональд.

— А что, ты сам не понимаешь? По-другому я ничего бы не доказал. Я надеялся, что журналистам удастся попасть в типографию и застать тебя врасплох. Но последнего кадра хватило, теперь я знаю правду. Да и после твоего рассказа я ещё больше утвердился в своих догадках. Ты, как тот танцор, тоже обвёл нас вокруг пальца, столько лет писал и отправлял мне свои произведения анонимно.

— О, ну и молодец же я! Ты хочешь сказать, что я писатель? Что за бред, да я и двух слов связать не смогу! — вышел из себя Мальковский и повысил голос. — Если так, то почему же я раньше не писал? Я бы неплохо зарабатывал, никаких там тебе больше маслин, — саркастически засмеялся он.

Николсон посмотрел на друга долгим проницательным взглядом, а потом, подойдя к письменному столу, сказал:

— Перестань паясничать, Дональд. Вот, прочти, — и он достал из первого ящика сложенный лист бумаги, — тебе наверняка знакомо содержание.

Мальковский скептически посмотрел на друга, но не отказал ему в этой просьбе. Ничего не сказав, он развернул лист и начал читать.

«Уважаемый Марк Николсон, я не имею возможности представиться Вам, и Вы, в свою очередь, не ищите возможности узнать моё имя. Рукопись, которую Вы держите в руках, не подачка и не благотворительность. Это попытка помочь Вашей семье, а именно Вашему сыну. Не задавайтесь вопросом: кто я, и откуда знаю о болезни Криса. Лучше задайтесь вопросом, как роман, который Вы держите в руках, поможет спасти Вашего сына. Я расскажу, как именно. Завтра Вы отнесёте этот роман в издательство. На обложке уже стоит Ваше имя, поэтому единственное, что Вам остаётся — отправиться к редактору и показать ему «Nicholson and son». Гонорары с этой книги вы потратите на лечение Криса, а также на помощь другим детям, больных раком. Эту важную благотворительную миссию я поручаю Вам и Вашей жене. Обратного адреса я не оставляю, поэтому у Вас нет возможности вернуть роман. Если вы не опубликуете это произведение, оно просто канет в лету, а ваш сын не получит необходимое лечение. Единственное, что Вам остаётся — поступить так, как я описал выше.

P.S. Как я уже сказал, не ищите способа найти меня, чтобы отблагодарить. Самая большая благодарность для меня — выздоровление Криса. Поэтому займитесь этим как можно скорее».

Подписи не было, как и обратного адреса. Мальковский сложил лист бумаги и вернул его Марку. Тот помедлил несколько секунд, напряжённо вглядываясь в лицо друга, словно пытаясь прочесть его мысли. Но через мгновение всё же взял письмо и вернул его в ящик.

— Мда, тоже хочу такого благодетеля, — спокойно произнёс Мальковский после долгого молчания. Он налил в кружку горячий кофе, сделал глоток и протянул руку к подносу, на котором так привлекательно стояла тарелка с профитроли,

— Сложный же ты человек, Дональд Мальковский, — выдохнул Николсон, качая головой. — Почему бы просто не признаться, что ты помог другу и его семье? Зачем продолжать скрывать это дальше? Ведь и так понятно было всегда, кто, как не его крёстный, хочет спасти Криса.

Ветер, ворвавшийся в открытое окно, всколыхнул белую занавеску и наполнил комнату свежим воздухом. Опустевшая чашка в руках Дональда вновь вернулась на стол, а так и нетронутые пирожные продолжали призывать еврея положить их в рот. Помедлив с полминуты, Мальковский всё же оставил их без внимания и вышел из кабинета, ничего не ответив другу.

Дональд и Питер

Летнее солнце светило прямо в глаза. Светило так ярко, нещадно, что жмурься, не жмурься — ничего не помогало. Что же оставалось делать — смириться и прикрыть глаза рукой, спасаясь от прямых солнечных лучей. Именно так и поступил Мальковский, выйдя из дома друга. На мгновение пушистые облака скрыли солнце, и он поднял глаза к небу. Дональд не знал и не мог понять, отчего, почему тайна, которую он так тщательно скрывал вот уже пару последних лет, вышла наружу. Он всё спрашивал и спрашивал бескрайнее небо, любуясь им, пока солнце вновь не вышло из-за облаков и не осветило маленький городок и всё, что в нём находилось. Заблестели крыши невысоких домов, засияли глаза детей, гоняющих футбольный мяч по спортивной площадке, и даже ленивый кот незаметно улыбнулся, подставляя своё пушистое полосатое пузо тёплым солнечным лучам.

Вот только Дональду было не до улыбок. Его лицо не выражало совершенно никакой радости. Он на мгновение посмотрел на гигантское жёлтое яблоко, то выглядывающее, то вновь прячущееся за облака. Это зрелище почему-то напомнило ему фруктовый салат, щедро приправленный двойной порцией ванильного мороженого. О, частенько же он баловался этим десертом в былые дни! А сколько он съел этого лакомства на свадьбе Марка и Кларинды — и говорить не стоит. Тогда друзья и не подозревали о несчастье, которое обрушится на супругов. Дональд вспоминал своего друга, который ради семьи работал до ночи в мастерской дяди, ремонтируя то двигатели, то коробки передач, то другие части автомобилей. Но Мальковский понимал, что промасленные пальцы Марка хотят вовсе не крутить весь день гаечный ключ. Им бы в удовольствие бегать по просторам печатной машинки, рождая на белых листах бумаги новые миры и судьбы. Но сколько бы ни брался Николсон за тот или иной роман, ничего путного у него не выходило. И лишь поддержка Кларинды заставила Марка не вешать нос и дальше пробовать себя на литературном поприще. Мальковский хорошо знал, что друг мечтал стать писателем, мечтал держать в руках книгу, на обложке которой будет написано его имя. И Дональд видел, сколько сил Марк прикладывал, чтобы осуществить свою мечту. Но то ли муза творчества не хотела его посещать, то ли литературное мастерство ему не поддавалось, но Николсон никак не мог написать что-нибудь стоящее. Комедийные рассказы, которые выходили из его печатной машинки, не вызывали смех у читателей — коими, разумеется, были жена и друг, а драматические произведения Марка рождали на лицах слушающих лишь лёгкое подобие улыбки вместо слёз или других сильных проявлений эмоций. Поэтому, как Николсон не старался, писателем стать у него не получалось.

Дональд не воспринимал мечту друга всерьёз, но озвучивать свои мысли не намеревался. Отдавая все свои силы типографии, на которую он копил несколько тяжёлых лет, он быстро набрал хорошую команду и за год после открытия в разы увеличил количество клиентов. Стоимость его услуг была невысока, поэтому и спрос был немалый. Такой ход дел позволял ему