Мы направляемся в следующий зал с четырьмя вытянутыми окнами и спускаемся по широкой лестнице – она изгибается по диагонали и ведет в малую гостиную, где сливаются черты модерна и рококо. По потолку плывут причудливые завитки, будто морские волны, в них плещутся длинноволосые нимфы, а по центру распускаются бутоны-лампочки и замыкаются в венок. В этот парадный зал Франц Шехтель превратил часть большой гостиной, где мы попадаем в эпоху Возрождения, или Ренессанса. Плотные гирлянды цветов, стянутые лентами, делят потолок на геометрические фигуры. В треугольниках сверкают расписные вензели хозяйки – «E» и «S», то есть Евгения Смирнова. Рядом трубят лепные тритоны и раскрывают пасти драконы, а у стены переливается камин из зеленого мрамора.

Мы заглядываем в классический аванзал с двумя колоннами и лентой лепнины, где античные герои запрягают коней для соревнований. Затем переходим в громадный зал в египетском стиле – архитектор пристроил его к дворовому фасаду. Массивные колонны провожают нас к колоссальному плоскому куполу. Там расходятся расписные лучи, будто от солнца. Их окольцовывают рисунки, словно с древних папирусов. Они сползают на стены и создают иллюзию, что мы рассматриваем иероглифы в гробнице фараона. Здесь Петр Смирнов-младший устраивал выставки – он коллекционировал картины русских и зарубежных художников. Семья заехала в особняк в 1902 году – в это время братьям пришлось ликвидировать отцовское товарищество и открыть вместо него торговый дом. Решение далось непросто.

«Казенная водка государственных винных складов в два раза – в два! – дешевле нашей! Кто нашу-то будет брать?» – отчаивался Петр. Брат Владимир настаивал, что нужно искать выход и спасать огромное батюшкино дело. Петр, в свою очередь, убеждал, что производить водку будет невыгодно, если торговать исключительно через казенные винные лавки. «А это значит одно – мы в проигрыше!» – заключал он. Споры продолжались и после создания новой фирмы. Чтобы не портить отношения, два брата, Владимир и Николай, вышли из семейного бизнеса. С 1905 года Петр один владел торговым домом – он тащил отцовский воз, как мог и как умел, по словам Владимира, а через пять лет неожиданно заболел ангиной и умер. Ему было сорок два года.

Теперь смирновским делом управляла вдова Евгения. Темные времена превратились в беспросветную мглу: началась Первая мировая война, ввели сухой закон и запретили продавать алкоголь. Владимир Смирнов говорил в мемуарах, что это стало гвоздем, который вбили в крышку гроба, – все рухнуло в одночасье. Фирме грозило разорение, однако Евгения пыталась выкручиваться. Она выпускала морсы, делала уксус из перебродившего вина, сдавала заводские помещения в аренду. Но вскоре чувство безысходности сменилось страхом. В октябре 1917 года особняк на Тверском бульваре заняли юнкера – они обстреливали из окон красноармейцев. Домашних охватил ужас.

Деловой партнер семьи, итальянец Умберто Делла Валле Риччи, предложил Евгении заключить брак, чтобы вывезти ее из России. Она сомневалась, но согласилась, ведь верила, что смутные времена быстро пройдут, и она вернется в Москву. Тогда Евгения не могла и представить, что этого никогда не случится и она больше не увидит своих детей, кроме старшей дочери Татьяны.

Имущество Евгении Смирновой национализировали, и в роскошном особняке теперь выносил приговоры Московский революционный трибунал. В парадной столовой на судей с потолка поглядывали кривляющиеся маски – там улетали сказочные птицы и убегали антилопы, сверкая копытами. И только король на камине обреченно смотрел в сторону, и львы покорно склоняли головы.

Особняк Петра Смирнова: Тверской бульвар, д. 18, стр. 1

История четвертая. Ссудная казна

«Я вошел в него и… действительность сразу куда-то ушла и ее место заступила сказка», – так описывал свое знакомство со зданием Ссудной казны Георгий Соломон, в то время замнаркома торговли и промышленности. Он бродил по громадным комнатам, заставленным сундуками, и ему казалось, что он переносится в счастливое детство и слышит рассказы няни о разбойниках и награбленных сокровищах в глубоких подвалах. На полу и подоконниках беспорядочно валялись бриллианты, изумруды и жемчуга. Роскошные диадемы побросали вперемешку с золотыми табакерками и серебряной посудой, даже заведующий не представлял, сколько внутри богатств и какая у них стоимость.

После революции в бывшую Ссудную казну, государственный ломбард, со всей страны стекались конфискованные ценности, в том числе и те, что принадлежали императорской семье. Из Кремля привезли две короны, скипетр, державу и другие регалии, которые сегодня выставляются в Алмазном фонде. Сначала здание недолго занимал Народный комиссариат внутренних дел, но уже в 1920 году там устроили Государственное хранилище ценностей, или Гохран. Георгий Соломон вспоминал, что сокровища спрятали за массивной дверью с хитрым секретным замком. Чтобы его открыть, поворачивали сразу пять ключей. Ими владели главы разных ведомств, и они попадали внутрь только вместе. Часовые сверяли их печати с сургучными оттисками на двери и сопровождали весь путь.

В царское время в Ссудной казне тоже хранили драгоценности, выдавая под залог деньги. Посетители закладывали ювелирные украшения, часы, самоцветы, золото и серебро в слитках, получали ссуду, а сверху платили шесть процентов. Кроме Московской Ссудной казны работала еще одна в Петербурге, и два государственных ломбарда в империи выручали тех, кому пришлось бы идти к ростовщикам и терпеть разорительные условия. С конца XIX века Ссудная казна в Москве размещалась в левом крыле конторы Государственного банка на Неглинной. Оно тянулось вдоль Сандуновского переулка, и в окнах отражались знаменитые бани, где мы с вами еще побываем. Однако в 1913 году для казенного ломбарда задумали возвести новое здание в Настасьинском переулке.

Проект поручили Владимиру Покровскому, архитектору Высочайшего Двора, и гражданскому инженеру Богдану Нилусу – он числился в штате Московской конторы Госбанка. Тандем предложил два варианта фасада. Первый – в духе классицизма, вероятно, с отсылкой к эпохе Екатерины Второй, когда и появилась Ссудная казна. Другой – в неорусском стиле, похожий на отделение Госбанка в Нижнем Новгороде. Владимир Покровский как раз достроил его к 300-летию Дома Романовых. На радость архитектора, утвердили второй вариант. Покровский был крупнейшим мастером неорусского стиля, и его творческие поиски удачно совпали с модой, навеянной юбилеем правящей династии. Вместе