Я показала ему кулак, пока Михаил переворачивал очередной блин и стоял к нам спиной.

– Нет, Тох, извини, но взрослые по-взрослому при детях не целуются, – вдруг выручил меня Михаил.

Я облегченно выдохнула, а он продолжил:

– Но я вам обещаю, что долг она мне свой отдаст! – и отвернулся опять к сковородке.

– Тёща, ты попала! – сочувственно проговорил Антон.

За столом балагурил зять, хохотала Анюта, сыпал шутками Михаил. А я была, что называется, не в своей тарелке. Миша вёл себя непринужденно. Ничто в его поведении не выдавало того, что у нас вчера что-то было. Вот здесь же, на этой же столешнице под окном. А у меня, при одном только взгляде на эту столешницу, тянуло низ живота, и тяжелела грудь.

После завтрака дети ушли в свою комнату собирать вещи. Я складывала посуду в посудомойку, когда Миша подошёл сзади и обнял меня.

– Кать, мне надо уехать сейчас. Можно я завтра приеду вечером. Один. Я хочу тебя так, что скулы сводит.

– Нет, Миш, не приедешь, – я выпуталась из его рук, хотя мне этого очень не хотелось. Хотелось накинуться на него и не отпускать никуда. Но я вчера приняла решение. Надо дать парню возможность жить с, подходящей ему по возрасту, девушкой, надо отпустить парня.

– Почему? Нам же было хорошо вместе, – он замер.

– Да, было, но больше этого не повторится! Миш, мы не можем быть вместе.

Он дернулся, будто я дала ему пощёчину. Как же я хотела сейчас прижаться к нему всем телом! Как он там сказал? "Скулы сводит"? Мои скулы тоже сводило так, что в глазах темнело. Но, кто-то, же из нас двоих должен быть взрослым. Зачем ему престарелая тётка, которая к тому же еще и теща его друга. Он развернулся и молча вышел из кухни, а через пять минут я услышала рёв его мотоцикла.

– А чего это Мишка с нами не попрощался? – удивился зять, выйдя на звук удаляющегося мотоцикла.

– Ну, может, не хотел вам мешать вещи собирать? – усмехнулась я, продолжая заниматься с посудомойкой и не глядя на зятя. Иногда он бывает очень уж наблюдательным, а сейчас у меня точно всё на лице написано.

Когда все укатили в город, я облегченно выдохнула. Мне и за завтраком хватило неловких моментов и, особенно, после. У этой, мать её, посудомойки. Да почему же у меня всё не как у нормальных людей то? Горячий секс на кухне. Отворот поворот парню,и тоже на кухне.

На следующий день у меня был выходной, который как раз и был взят мной для посещения парикмахера и косметолога.

Я сидела в кресле у парикмахера и мы болтали обо всём и ни о чём, когда в салон зашла ещё одна клиентка. Вся из себя гламурная на грани пародии в стиле "Аншлага и Компании". Да где ж эти гламурные фифы учатся так разговаривать? Курсы что ли есть специальные? Мы с моим мастером невольно замолчали.

Мастер продолжила молча меня подстригать, я молча сидела, думала о своём и невольно смотрела на эту фифу в соседнем кресле. И вдруг, она замолчала и выдала:

– Катя, ты?

– Я-то Катя, а Вы, простите кто?

– Кать, ну давай, вспоминай! – фифа явно была довольна тем, что я её не узнала, – школа, последняя парта…

– Галя? Быстрова? – я уставилась на неё, не веря своим глазам.

– Да! Только я, подруга, теперь не Галя. Я своё имя на современное поменяла. А то "Галя" как-то по-барски совсем, – она сморщила свой явно подправленный носик. Потом, покосившись на парикмахеров, спросила:

– Может, посидим где-нибудь, поболтаем?

Через час мы сидели за столиком в кафе и Галя, а теперь Элина, болтала не умолкая. Минут через сорок, она выдохлась и задала вопрос:

– Ну, ты как? Чем занимаешься? Где ты вообще?

– Я бухгалтер, десять лет назад вот переехали с мужем в деревню, – я назвала, – с тех пор там и живу, правда, уже без мужа последние пять лет. А ты то сходила замуж или не нашла ещё своего молодого и богатого? – вспомнила я вдруг её школьные мечты.

– Кать, так ты-то мне и нужна! – обрадовалась вдруг Галина-Элина, – у вас же там, говорят, гадалка крутая живёт.

– Ты про Людмилу? Да, живёт. Тебе зачем? У тебя же и так всё в шоколаде, – усмехнулась я, – или ты мне вот тут сейчас почти час не жизнь, а свои мечты рассказывала?

Одноклассница вздохнула и стала вдруг нормальной, такой, какой я её и знала много лет назад.

– Да понимаешь, Кать, влюбилась я. Вот, как старшеклассница влюбилась! Я же всегда мечтала, помнишь, что муж будет богатый, но чтоб молодой. Вот, видно, и накаркала я сама себе. Я ведь встретила такого, и богатого и молодого.

– Ну, так в чём же дело, Галь? Жени его на себе, раз любишь.

– Да я-то влюбилась, а вот он, похоже, что так, – Галя сделала жест рукой, означающий неопределенность, – и потом, мне кажется, что он мне замену нашёл.

– Галь, так тебе Людмила то зачем нужна? Она не привораживает, она только предсказывает. Предсказывает, правда, хорошо.

– Да? Правда? Тебе предсказывала?

– Предсказывала, – соврала я.

Ну не могла я ей сказать, что Людмила, соседка моя, мне отказывалась всегда предсказывать. Вот просто наотрез! Так, кинет, вдруг фразу и всё. Так и про мужа моего мне сказала, когда мы с ним вдруг поругались:

– Разведётесь осенью. Не держи и не жалей. Не твой он мужчина.

– Люд, ну как же не мой? Ведь пятнадцать лет вместе, душа в душу!

– Ну, вот и отжила ты с ним свой срок. Теперь другая пусть получит свою порцию счастья. Ты потом золото встретишь, муженёк твой в подметки ему не годится, – и замолчала вдруг, – правда, разглядишь не сразу.

И всё! Больше ничего не говорила про будущего избранника.

– И как? Всё сбылось? – загорелись глаза у Галины.

– Нет ещё, но она ведь не на месяц вперед говорит.

– Ну, так ты мне дорогу к ней покажешь? А правда, что она со всех разную цену берёт? А почему?

– Слушай, она сама тебе всё скажет. Но да, берёт она со всех по-разному. Ну, так, что? Поедешь?

– Конечно, поеду.

Ехали мы каждая в своей машине, поэтому я по дороге позвонила Людмиле и сказала, что везу к ней посетительницу. Та бросила коротко:

– Знаю, – и положила трубку.

Вот сколько лет я рядом с ней живу, а всё никак не могу привыкнуть. Может и хорошо, что я не лезу к ней с расспросами? А ну, как выясниться, что меня что-то плохое ждёт? Людмила всегда говорит, что изменить уже не получится, только подготовиться. А как к плохому можно подготовиться? Соломку, говорят можно подстелить, если знать, где упадёшь. Но нет! Не хочу знать. Особенно про то, что нельзя изменить.

Люда, встречала нас у калитки.

– Кать, ты домой иди, – сказала и закрыла перед моим носом калитку.