Руслан огляделся вокруг, прикидывая на ходу, что еще надо будет забрать в следующий раз. Сумка, располневшая, как беременная бегемотиха, застряла в дверном проеме.

– Рита, – Хмелевский повернулся и внимательно посмотрел ей в глаза, на мгновение забыв о ее осуждающем взгляде, – я могу рассчитывать на часы в колледже? Сама понимаешь, мне до защиты диссертации нет никакого резона переходить на другую работу.

– Ты штатный преподаватель. Какие проблемы?

– Да, но ты без пяти минут директор, и как мне будет работаться в колледже, зависит только от тебя.

– Ты думаешь, что я тебе буду мстить? – недоуменно спросила Рита.

– Нет, не думаю.

Хмелевский наклонился, взял сумку и направился к выходу. Дверь тихонько закрылась, звякнул замок. И тогда слезы потекли по щекам, дышать стало тяжело, как тогда, когда она ждала ответа из морга… и Рите показалось, что она умирает.

«Почему все так нелепо вышло? Может, надо было сразу забрать всю одежду и больше сюда не приезжать?» – подумал Хмелевский, садясь в такси.

Он всю жизнь в душе завидовал своим удачливым сокурсникам, проблемы которых решали родители. Экзамены они сдавали досрочно, а это значило, что не сдавали их вовсе, а только создавали одну видимость. После института сразу получили лучшие места в лучших больницах, а ему пришлось ехать в глушь. И жилье им родители приобрели по факту рождения, а он мыкался по съемным квартирам. И диссертации им написали еще до окончания института.

«Наконец-то фортуна и меня заметила. Правда, лицом она напоминает Нику, но это не страшно. Мне без разницы, чье у нее лицо. Теперь главное, чтобы это лицо не отвернулось от меня», – разволновался Хмелевский.

О Рите он не вспоминал.

* * *

Маргарита безжизненно лежала на диване, уставившись в потолок, до тех пор, пока не начало казаться, что вместо потолка она видит серые облака. Больше всего ей хотелось просто умереть, перестать дышать и исчезнуть из этой жизни. Если бы умереть можно было только от одного желания, Рита умерла бы вчера в тот момент, когда сумка Руслана застряла в дверном проеме.

«Жизнь – это не существительное, а глагол, ибо признак жизни – движение. Движение – это действие. Выходит, жизнь – глагол», – сделала ненужный вывод Рита.

В пустой квартире ее голос прозвучал неестественно громко. А потом зазвонил телефон. Отвечать на звонок у нее не было сил. Только звонившему было невдомек, что она собралась умирать, и телефон зазвонил снова.

– Да, – коротко ответила Маргарита и посмотрела на табло.

– Рита, ты где сейчас? В Куличевске?

– Да.

– Ты часом не заболела?

В голосе ее заместителя по практической части звучала неподдельная тревога.

– Нет, – односложно ответила Маргарита.

– Вот и хорошо. Приезжай в колледж. У нас ЧП.

– Что случилось?

Маргарита поднялась и села на диване. От резкого движения перед глазами поплыли разноцветные круги. Никаких разумных мыслей в голове не было, и она повторила свой вопрос Белевич.

– К нам приехал мэр и с ним новый… директор. Они хотят, чтобы ты приехала в колледж. Хочешь, я скажу, что тебя нет в городе?

– Я буду через полчаса. Покажи новому директору наш колледж, займи их чем-нибудь.

Приехать в колледж через полчаса ей не удастся. Это она поняла сразу, как только увидела свое отражение в зеркале.

* * *

Снаряд ухнул совсем рядом, и комья земли полетели во все стороны. Дерево пошатнулось и медленно повалилось на неподвижно лежащие вокруг тела. Саша пыталась сосчитать количество разорвавшихся снарядов и сбилась со счета. Молодой безусый парень больно толкнул ее в бок и махнул перебинтованной рукой в сторону здания. Она не могла никак понять, что он ей говорит. От взрывов заложило уши, словно в них натолкали ваты, и она только догадалась, что ее спасение в том здании, куда бежали солдаты. Она хотела жить и побежала вслед за ними. Потом был темный подвал. Она шла вдоль коридора. И казалось, что конца этому коридору никогда не будет. Обстрел наверху усилился, и она почувствовала нечеловеческий страх, исходивший от стен темного подземного тоннеля. Последнее, что она увидела, – вспышка яркого света, от которого заболело все тело, и стало так тихо вокруг, как было при сотворении света.

Саша проснулась, так и не поняв, попала она под завал и осталась в подвале или выбралась наружу.

– Просыпайся, соня! Едем купаться и будем собираться домой. Родители приедут на обед, – сообщил Стрельников.

– Мне снилось, как я погибла. Меня завалило в подвале и стало вокруг так тихо-тихо.

– Крыша рухнула?

– Откуда ты знаешь?

– Над нами отдыхающие квартиру снимают, и кто-то каждое утро роняет гирю на пол. И я все время боялся, что они тебя разбудят и мне придется идти к ним и устраивать разборку.

Стрельников принял боевую стойку и рассмеялся.

– Паша, помнишь, я Марку говорила, что надо обязательно тела захоронить?

– Помню, – нехотя сказал Стрельников.

– Он еще сказал, что это невозможно, потому что его война уже окончена.

– Помню. Только не пойму, к чему ты клонишь?

– Я видела не горячие точки, а прошлую войну, нашу войну. И где-то есть подвал с останками тел. Понимаешь?

– Нет, – признался Стрельников. – Я подумал тогда, что ты, как хороший психолог, сказала Марку, что дрожь в руках пройдет, когда он захоронит тела погибших, специально. А так как это невозможно, то ему придется смириться и жить дальше.

– Какой ты смешной, – Саша запустила руки в короткие волосы и потрепала их. – Как жаль, что мы уезжаем. В следующем году обязательно сюда приедем летом, когда жарко, когда много народа и у нас впереди целый отпуск.

– Обязательно приедем, – пообещал Стрельников.

До следующего отпуска целый год, и он с готовностью соглашался на все предложения жены.

– Только неудобно, что родители из-за нас переехали жить на дачу, словно мы с тобой молодожены.

– А мы кто, по-твоему? – лукаво спросил Стрельников.

– Погоди, – Саша высвободилась из объятий Стрельникова, – я еще хочу поговорить с Марком.

– Ты невозможная! А ничего, если я начну тебя ревновать к Казанцеву?

– Я серьезно.

– Марк уехал в Куличевск.

Они долго гуляли по городу, пили кофе на Графской пристани, не спеша прошлись вдоль набережной, и Саша поняла, почему Стрельников любит Заозерск именно в начале осени. Потому что город принадлежит сам себе только короткое время с поздней осени до ранней весны. Пройдет немного времени, и многочисленные кафе на набережной закроются, пляжные лежаки помоют, высушат и спрячут до следующего сезона. Потом подует холодный ветер, который принесет городу долгожданную прохладу.