Щелк — щелкнул автоматический замок.

Меня окутала кромешная тьма. Но, устроившись поудобнее, я обнаружила узкую полоску света. Отлично! Глядя в щелку, я смогу запомнить дорогу.

Послышались шаги. Я замерла. А что, если Федякин откроет багажник?.. Хотя, с другой стороны, зачем ему открывать? Ведь тут ничего нет, кроме запасного колеса.

Мотор завелся, и машина тронулась с места.

Значит, так, стала я размышлять по дороге, старуху Грохольскую, скорее всего, убили. А чтобы соседи не подняли шума в связи с ее внезапным исчезновением и не обратились в милицию, бандиты придумали хитрый трюк, подменив Ольгу Васильевну на свою сообщницу. И я — самая первая — попалась на их удочку. Бедная, бедная Ольга Васильевна, лежит сейчас, наверное, где-нибудь в грязном подвале с перерезанным горлом…

Да, но зачем им понадобилось ее убивать?.. Ясно, зачем — чтобы получить квартиру вместе с антикварной мебелью. И еще- с драгоценностями, которые наверняка имеются у Грохольской. Вот только не понятна роль профессора Федякина во всей этой истории. Ведь Ольга Васильевна представила его мне как любимого ученика академика Дундукова.

"Черные очки и шляпа!.."— сверкнула у меня мысль.

Ну конечно же! Бандиты подменили и Федякина. А самого профессора тоже убили. Бедный, бедный профессор Федякин, лежит сейчас, наверное, где-нибудь на дне Москвы-реки с камнем на шее… А куда подевался из квартиры президент?.. И был ли он там вообще?..

Моя голова шла кругом от всех этих неразрешимых вопросов.

И тут у меня сверкнула еще одна мысль, от которой голова пошла кругом, но уже совсем в другую сторону.

Мне же не выбраться из багажника! Я заперта в нем, как мышь в мышеловке! Вот блин!! Это ж надо быть такой дурой, чтобы захлопнуть крышку на замок…

Пока я обзывала себя всякими нехорошими словами, "фольксваген" выехал за город и свернул с трассы на грунтовую дорогу, полную ям и колдобин. Здесь мне стало уже не до размышлений. Я прыгала в багажнике, словно попрыгунчик, то и дело ударяясь своей многострадальной головой о запасное колесо.

Впрочем, я все же сумела разглядеть в щелку, что машина ехала вдоль редкого соснового леса, за которым виднелась река. На одной из сосен я заметила прибитый плакат и даже умудрилась прочесть, что на нем написано:

ТЕРРИТОРИЯ ЧАСТНОЙ КЛИНИКИ!

ПОСТОРОННИМ ВЪЕЗД СТРОГО

ВОСПРЕЩЕН!!

"Значит, мы уже подъезжаем", — подумала я и не ошиблась. "Фольксваген", проехав еще немного, остановился. Снаружи послышались мужские голоса. Крышка багажника поднялась. От внезапно хлынувшего света я невольно зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела, что надо мной стоит профессор Федякин.

— Вылезай, цыпленочек, — сказал он с нехорошей улыбочкой. — Приехали. Добро пожаловать в мою клинику.

Я вылезла из багажника. А что еще оставалось делать?

— Я смотрю, Мухина, ты большая любительница совать свой нос куда не следует, — злобно процедил Федякин и ни с того ни с сего залепил мне звонкую пощечину.

Такого грубого обращения я, естественно, стерпеть не могла. И, в свою очередь, врезала профессору кулаком в челюсть. Он, словно резиновая кукла, перелетел через "фольксваген" и шлепнулся в канаву с дождевой водой.

На меня сразу же набросились два здоровенных громилы в пятнистых комбинезонах. Но они не знали, с кем имеют дело. Я встала в каратистскую стойку и для начала блестяще провела прием под названием "ран-сан", а затем, не менее блестяще, показала этим грубиянам прием "чан-ман".

Короче, отметелила их как следует.

Но тут ко мне подскочил третий громила с лысой, как бильярдный шар, головой и с автоматом в руках.

— Ну-ка, без глупостей, — угрожающе произнес он. — А то сейчас пристрелю.

Из канавы, чертыхаясь, вылез профессор Федякин. С него ручьями стекала грязная вода.

— Отведи ее в мой кабинет, Лохматый, — приказал он лысому. — А я пока пойду переоденусь.

Громила ткнул меня дулом автомата.

— Шагай, красавица.

Сначала мы шли вдоль высокого бетонного забора, потом свернули к железным гаражам, в которых стояли бронетранспортеры, а затем вышли к вертолетной площадке с двумя военными вертолетами.

Ничего себе клиника!

По пути нам то и дело попадались люди, одетые так же, как и Лохматый, — в пятнистую форму без знаков различия. Все сплошь с накачанными мышцами и ничего не выражающими физиономиями.

Эти громилы мало походили на заурядных бандитов, грабящих беззащитных старушек. Они были похожи на убийц. На профессиональных убийц.

Мамочка родная, куда ж это я попала?.. Сердце тревожно колотилось. Но я все равно постаралась хорошенько запомнить дорогу, по которой мы шли. Так, на всякий случай.

Вскоре Лохматый привел меня в кабинет Федякина. Сам профессор был уже здесь, сидел за столом в чистом костюме.

— Свободен, — повелительно бросил он Лохматому, и тот сразу исчез. Федякин побарабанил пальцами по столу. — Вот ты, Мухина, и попалась.

"Это уж точно", — мысленно согласилась я с ним. Но вслух храбро сказала:

— Отвечайте сейчас же, куда вы дели Ольгу Васильевну! Я все знаю! Имейте в виду, вам так просто это с рук не сойдет!

На губах профессора заиграла презрительная усмешка.

— Мне все сходит с рук, цыпленочек. А тебе я советую позаботиться о собственной персоне.

— А что мне о себе заботиться? — пожала я плечами. — Большой выкуп за меня вам не светит — мои родители не такие уж и богатые.

— Деньги меня не интересуют, — холодно бросил он.

— А что вас интересует?

— Твой мозг!

— Мозг? — Я с ужасом смотрела на Федякина. — Вы случайно не шутите?

— Разве я похож на шутника? — Профессор медленно снял черные очки. Глаза у него оказались жесткие и безжалостные. — Мне нужен детский мозг для научных экспериментов. Грохольская говорила, что ты обладаешь острым и проницательным умом. Это как раз то, что мне надо.

Я сидела точно оглушенная, не в силах вымолвить ни слова.

— Гордись, Эмма Мухина, — с воодушевлением продолжал Федякин. — Ты станешь первой в мире девочкой, чей мозг будет существовать отдельно от головы. Я помещу его в специальный питательный раствор. И он сможет функционировать тысячу лет!

Мои пальцы с силой впились в подлокотники кресла.

— А как же я?

— А что ты?.. Пока отдыхай, набирайся сил и ни чем не думай.

— А потом?

Его губы вновь скривились в презрительной усмешке.