Но Мефодий не спешил. Испытывая волю, онзаставил себя досчитать до пяти, спокойно подошел к шарманке и твердо повернулручку, ладонью ощущая, как она поворачивается с негромким потрескиванием.Убедившись, что поворот завершен, он отпустил ручку и отошел.

Шарманка едва рдела. Фигурка поворачивалась сусилием, замирая, точно игрушка, у которой заканчивается завод.

«Ну что ты тянешь? Скажи хоть что-то!» –торопил Меф. Голова фигурки была пугающе похожа на его собственную. Такой желоб, чуть запавшие усталые глаза, такие же собранные в пучок волосы.

Томительная пауза прерывалась лишьмеханическими щелчками. Щелчки становились все реже. Когда казалось, что заводзакончился и шарманка умерла, медлительный, замирающий голос произнес:

Должно добро вонзить

Клинок в добро.

Хоть торжествует мрак —

Ему не повезло.

И сразу – тишина. Усталая шарманка замолкла.Разомкнувшиеся звезды медленно погасали. Даф подняла покрывало и осторожно,чтобы случайно не коснуться, набросила его на артефакт.

– Больше никто из нас его неувидит, – сказала она.

Где-то близко с глухим звуком отодвинуласьплита. Арей ждал их. Продолжая сидеть за столом, он кормил клочками пергаментамраморную жабу-пепельницу. Жаба с жадным чавканьем пожирала бумагу, разрастаясьна глазах. Подняв глаза, Арей неторопливо сосчитал вошедших взглядом.

– Вернулись, как я вижу, все. И что?Услышали что-нибудь достойное? – поинтересовался он.

Чимоданов начал было с негодованиемпересказывать пророчество, но Арей остановил его небрежным движением руки.

– Не трудись, дружок! Я все равно ничегоне запомню и не смогу разделить твое возмущение, – заметил он.

«Арей и не запомнит? У него что, склероз?» –недоверчиво подумала Даф и тотчас спохватилась, что, несмотря на уникальнуюпамять, сама не помнит ни слова из того, что шарманка предсказала Мефодию. И нетолько Буслаеву. Остальные пророчества она тоже забыла, за исключением того,что предназначалось ей. Должно быть, такова магия была шарманки. Каждый должензнать лишь собственную судьбу.

«Должно добро вонзить

Клинок в добро», —

– с неприятной ясностью вспомнил Буслаев.

«Клинок – это, конечно, мой меч. Вдруг здесьговорится о том, что я убью Даф?» – подумал он.

Истинное счастье состоит в том, чтобы нереагировать на настроения извне. Ни на вопли, ни на профессиональную истерию,ни на непонятные желания непонятных людей. Сохранять огонек, как сохраняет егосвеча, закрытая стеклом от пронизывающего ветра. С другой стороны, такоесчастье сродни счастью тихого сумасшедшего в палате для буйных.

Инструкция стражей света № XXI

– Ну, как твои дела? У тебя, конечно, всеплохо? – спросил Эдя, едва сестра, буксировавшая тяжелый чемодан наколесиках, вошла в квартиру.

Не потрудившись закрыть дверь, Зозо стряхнулас ног туфли, упавшие где попало, как неуправляемые реактивные снаряды, имрачная, точно экстракт ночи из магического магазина, молча прошла на кухню.Эдя последовал за ней. Зозо взяла с подставки электрический чайник,побултыхала, проверяя, не пустой ли он, и стала пить холодную воду.

Я тоже обожаю накипь. В ней много тяжелыхметаллов, столь необходимых хрупкому организму для естественного исбалансированного старения! – одобрил Хаврон, заметив, что сестрабрезгливо счищает что-то пальцами с кончика языка.

По-прежнему не произнося ни звука, Зозошвырнула в брата чайником, который Эдя поймал с ловкостью человека, у которогонет (и никогда не будет) лишних денег. Зозо села на стул и, ссутулившись,уронила руки на колени. Ее взгляд несфокусированно уперся в кафель надраковиной. На кафеле повисли в пространстве унылые фрейдовские морковки. Эдяподумал, что Зозо выглядит как человек, едва дотащившийся домой на ослабевающихбатарейках, которые теперь окончательно разрядились.

Хаврон некоторое время созерцал сестру, азатем выдал:

– Не очень-то ты похожа на человека,который только что вернулся из Египта. Где загар? Где восторг? Где разбитыесердца? Где пирамиды в глазах?

– Там в чемодане есть сувенирная пирамидаза два евро. Можешь взять ее и подавиться, – едва разжимая губы, сказалаЗозо.

– Оставь свои фантазии длядоктора! – хладнокровно посоветовал Эдя. – Я не хочу давитьсяпирамидой за два евро. Я хочу знать: кого мне подсунули взамен моей сестры?Ругачую мумию Тутанхамонихи?

– Отвали!

– Не груби! Я же из лучших побуждений.Мужа, как я понимаю, снова нет? Прынц на белом коне был раздавлен рейсовымавтобусом по дороге к загсу?

Зозо посмотрела на брата с дзотным прищуром.Ее организм поспешно встряхивал и заряжал батарейки для семейной разборки.

– Не лезь в бабьи дела, ты, зацикленныйозабоченный циник! – сказала она с презрением.

– Да запросто не буду лезть! – легкосогласился Эдя. – А ты не живи со мной в однокомнатной квартире! Думаешь,мне не надоели телефонные разговоры по ночам и слезы в ванной комнате? Ваннаянужна, чтобы чистить зубы. Плакать надо в... хм... ну не знаю... в каком-нибудьдругом специально отведенном месте.

– Хаврон! Ты сволочь! Ты развиваешь вомне неуверенность. Программируешь на неудачи! – убежденно заявила Зозо.

– Да уж, – сказал Эдя. – Скажиеще, что у меня черный рот.

– У тебя черный рот!

– И я всегда был дураком... –подсказал Эдя.

– И ты всегда был дураком! И кабаном, ихряком! – подумав, добавила Зозо, знавшая болевые точки брата. В концеконцов, как еще могли дразнить в школе Эдичку со свинской фамилией?

Эдя, в котором всколыхнули болезненную, всюжизнь не зарастающую детскую обиду, стал искать, к чему бы ему придраться.

– А вот это уже лишнее! Можно подумать,сама ты не Хаврон!

– Я Буслаева, Эдичка! Красивая такаярусская фамилия с новгородским уклоном. Могу паспорт показать. Никаких Хавроновя знать не знаю, ведать не ведаю; – сказала Зозо, порываясь и в самом делепоказывать паспорт.

Однако Хаврон от рассматривания паспортаотказался, заметив вскользь, что паспорт опытному человеку подделать – это двачаса работы.

– Повезло же с такой сестричкой! –заявил он.