Шарпу хотелось остановить роту несколькими футами ниже и бросить мешки наугад, но жизнь научила его, что последние шаги, которые боишься сделать, очень важны. Он стоял на гребне, рядом с Лоуфордом, и кричал солдатам, чтобы поторапливались. Мешки глухо падали в темноту.

– Сюда! Сюда! – Капитан уводил своих людей вправо, подальше от бреши; их работа была закончена, «Отчаянная надежда» прыгала в ров. –  Ложись! Ложись! – Шарп уложил солдат на гребень гласиса.

Пушки громыхнули так близко, что роту обдало их горячим дыханием. Сзади подходили батальоны, которым предстояло последовать за «Отчаянной надеждой».

– Смотрите на стену!

Лучшее, что могла сделать теперь стрелковая рота для атакующих, – это вести прицельный огонь по врагу, едва тот покажется.

Все было черно. Изо рва доносились звуки: шарканье обуви, лязг штыков, приглушенные ругательства, потом хруст щебня, из чего Шарп заключил, что «Надежда» достигла каменной осыпи. Блеснули ружейные вспышки – первое сопротивление «Надежде». Но стреляли не часто, и Шарп слышал, что солдаты по-прежнему лезут вверх.

– Пока… – Лоуфорд не закончил фразы.

Позади раздались крики. Шарп обернулся и увидел, что атакующие достигли гребня и бесстрашно прыгают в ров. Иногда кто-то вскрикивал, промахнувшись мимо мешка или приземлившись на товарища, но передовые батальоны уже двигались, и до Шарпа доносился шум, который он помнил с Гавилгура, – зловещий рев сотен людей в тесном пространстве, подбадривающих себя, чтобы броситься в узкую брешь. Он будет звучать, пока не решится исход боя.

– Все идет хорошо! – Лицо Лоуфорда выражало тревогу.

Слишком хорошо. «Надежда», должно быть, уже преодолела долгий подъем, батальоны 45-го и 88-го полков следуют за ней по пятам, а французы по-прежнему только постреливают из ружей и пушек; снаряды разрываются далеко позади наступающих. Что-то заготовлено в бреши.

Огонь вспыхнул на склоне, побежал, как по соломенной кровле, взметнулся в небо и упал в ров. Новая вспышка, потом еще и еще. В проломе стало светло от плотных вязанок промасленной соломы, обернутых в просмоленную мешковину, – обороняющиеся поджигали их и бросали в ров, чтобы видеть цель. Французы торжествующе заорали; пули косили «Отчаянную надежду», которая была уже у самого верха каменной осыпи; вопль подхватили 45-й и 88-й. Темная масса зашевелилась в озаренном горящей соломой рву, и показалось, что штурм пройдет легко.

– Пли! – приказал Шарп.

Из тридцати солдат, что он спас от ужасов Коруньи три года назад, осталось одиннадцать стрелков, не считая Харпера и самого Шарпа. Они составляли костяк его роты, профессионалы в зеленых мундирах, чьи современные бейкеровские винтовки прицельно били на триста шагов и дальше, в то время как «Браун Бесс», обычный гладкоствольный мушкет, оказывался практически бесполезным при стрельбе на дистанции больше пятидесяти ярдов.

Шарп услышал отчетливый треск штуцеров, более громкий, чем у мушкетов, и француз, пытавшийся скатить по склону очередную вязанку, упал. Шарп пожалел, что у него мало стрелков. Он научил обращению со штуцером кое-кого из своих красномундирников, но лучше бы побольше.

Капитан лег на снег рядом с Лоуфордом. Французы перешли на картечь, они палили по англичанам, как по уткам из дробовика. Пули свистели над головой, огненные охапки катились в ров, к плотной людской массе, однако в их свете было видно, что британские солдаты в алых мундирах близки к середине подъема. «Отчаянная надежда» почти без потерь добралась до верха осыпи, оставались последние шаги. Солдаты выставили штыки, нижняя половина бреши была черна от наступающей колонны.

Лоуфорд тронул Шарпа за рукав:

– Слишком просто!

Французы стреляли по атакующим, но тех было не остановить. Солдаты во рву почуяли близкую, легкую победу, и колонна устремилась в пролом, словно выползающая из рва змея. До победы оставались считаные секунды, вой наступающих колонн перешел в крики «ура!».

Обороняющиеся позволили «Надежде» добраться до разрушенной стены – и пустили в ход заготовленные сюрпризы. Прогремели два взрыва: уши заложило, земля задрожала, в бреши полыхнул огонь. Шарп сморгнул. Рев «ура!» прорезали вопли боли и свист картечи, и Шарп увидел: французы поставили две пушки в нишах, скрытых в стене по обе стороны бреши, и теперь открыли огонь по атакующим. Это были не маленькие полевые пушки, а огромные крепостные; пламя из жерл било на всю стофутовую ширину пролома.

Голова колонны – «Отчаянная надежда» – исчезла, обратилась в ничто под шквалом пламени и картечи, который разнес верхнюю половину каменной осыпи словно играючи. Рев стал тише, сменился паническими возгласами, и колонна отступила – не из-за пушек, а из-за новой опасности.

По окутанной дымом осыпи зазмеился огонь, ветвящиеся молнии бежали по опаленным камням к начиненным порохом ямам. Взрыв разрушил основание склона, люди и камни взлетели на воздух. Первая атака была отбита. Мясорубка заработала.

Рев не утихал: солдаты Коннахтского и Ноттингемширского полков возвращались в брешь по изуродованным телам товарищей, мимо черных дымящихся воронок, оставшихся на месте подкопов. Французы выкрикивали оскорбления, обзывали британцев бабами и слабаками. Вслед за оскорблениями снова полетели горящие вязанки, бревна, камни – они катились по склону, сталкивали солдат обратно к залитому кровью началу осыпи. В стенных нишах перезарядили пушки, чтобы встретить следующие цели, и те появились: они карабкались по окровавленному склону, пока вновь не грянул гром и мириады картечин не смели атакующих.

Атака захлебнулась в крови, но наступление продолжалось. Во рву под брешью толпились два батальона, они снова лезли вверх в безумной горячке штурма.

Лоуфорд сжал Шарпу локоть, наклонился к самому уху:

– Чертовы пушки!

– Знаю!

Орудия снова выстрелили – было очевидно, что мимо них не пройти. И что британской осадной артиллерии их не достать в глубине толстой, низкой стены, разве что Веллингтон будет вести огонь еще неделю, пока не развалит всю куртину. В свете горящей соломы Шарп видел перед каждой пушкой глубокую траншею – препятствие для нападающих. Пока пушки стреляют, победы не будет.

Войска вновь карабкались, теперь уже медленней, чтобы не попасть под огонь орудий – и под гранаты, которые французы сбрасывали на склон. С каждой алой вспышкой нестройные ряды атакующих редели.

Шарп повернулся к Харперу:

– Зарядил?

Здоровенный сержант кивнул, ухмыльнулся и показал семиствольное ружье. Шарп улыбнулся в ответ:

– Может, присоединимся?

– Куда вы? – вскричал Лоуфорд.

Шарп указал на ближайшую сторону бреши:

– Хотим с пушкой разобраться. Вы не против?

Лоуфорд пожал плечами:

– Будьте осторожны!

Времени размышлять не было – только прыгать в ров и молиться, чтобы не подвернуть лодыжку. Шарп упал, неловко проехался по снегу, но большая рука ухватила его за шинель, поставила на ноги, и капитан с сержантом побежали по дну рва. Они спрыгнули с