– Так-то так, но, насколько мне известно, ни усердием, ни талантами пацан не отличается, так что вряд ли он сильно страдает без домашки.

– Он, может, и нет, а я так очень.

Ганин пожал плечами, благоразумно решив не развивать тему, за что я была ему очень благодарна, ибо вряд ли смогла бы внятно объяснить, с какой стати так живо включилась в судьбу чужого ребенка. Ну пропускает он уроки, что с того? Мне-то что за дело до его успеваемости?

Думая о своем, невидящим взглядом смотрела я в окно, за которым мелькали нарядные московские улицы. Утренние пробки уже рассосались, вечерние еще не образовались, благодаря чему машине выпал довольно редкий для столицы шанс продемонстрировать всю мощь своих лошадиных сил.

– Эй, джигит, какой русский не любит быстрой езды, – обратилась я к помощнику, – но у меня уже внизу живота холодеет. Может, сбавишь скорость?

Хорошо выдрессированный Ганин нехотя, но все же подчинился.

* * *

– Ничего себе! – присвистнул он, когда спустя полчаса мы подошли к парадному входу старого, но недавно отреставрированного здания. Машину пришлось бросить довольно далеко от необходимого нам адреса: найти в центре Москвы даже платную парковку – тот еще квест.

– Красиво жить не запретишь, – не удержался от еще одной реплики помощник. Оригинальность, как и чувство юмора, не входили в список его достоинств. Благо, и не требовалось.

Впрочем, тут даже я вряд ли сказала бы лучше. Не знаю, как там насчет запретов, но красоты вокруг хватало. Начиная с желтого фасада с арочными окнами, украшенными белой лепниной, заканчивая старинными лавочками на чугунных ножках в виде лап льва. Даже детская площадка – неизменный атрибут современных дворов, нередко уродующий их выдержанную архитектуру, – в данном случае вписывалась идеально. Изготовленные из цельной древесины качели, домики и горки, резиновое покрытие, имитирующее брусчатку, ни грамма лишней краски – несмотря на очевидно высокотехнологичное исполнение, выглядела она так, будто лет сто назад ее сколотил для барских детей дворник Тихон – огромный колоритный мужик в кирзовых сапогах и белом фартуке, повязанном поверх тулупа. Казалось, стоит немного постоять во дворе, и он непременно появится, поглаживая окладистую бороду и сверкая огромными глазищами из-под мохнатых бровей. «Чего изволите?» – пробасит подозрительно, и от его недоброго взгляда холодок пойдет по позвоночнику.

Но, как известно, место Тихона в современных московских домах давно отдано Антонинам Степановнам и Зинаидам Петровнам – не менее, а то и более грозным хранительницам покоя столичной знати.

Нам повезло: мы обошли консьержку без особых хлопот – помогли моя узнаваемость и тщеславие Ольшанской, не преминувшей в свое время похвастаться старушке нашим сотрудничеством.

– А вы не знаете, она дома? – поинтересовалась я ради приличия.

– Дык мы вход-выход жильцов не отмечаем. В мою смену не видела, а что вчера было, не знаю. Но могу Юлии Андреевне позвонить. Это сменщица моя.

– Нет-нет, – замотала я головой, – не стоит. Не беспокойтесь. Мы сами.

– Ну, как знаете, – вроде даже обиженно протянула женщина, лишенная возможности разнообразить заполненный кроссвордами и телевизионными ток-шоу досуг.

Поднявшись пешком («прелести» старых домов) на четвертый этаж – а четвертый этаж в таких особняках – это вам не то же самое, что в «хрущевке», – я даже слегка запыхалась.

– Пожалуй, теперь мне ясна природа стройности Ольшанской – вот так туда-сюда несколько раз в день подняться-спуститься, и спортзал не нужен, – усмехнувшись, проговорила я, утапливая кнопку звонка, который молниеносно отозвался мелодичной трелью за массивной дверью. Если уж нам отсюда слышно, внутри точно не пропустят.

Мы постояли, прислушиваясь, но так и не дождались ни звука шагов, ни даже малейшего шороха, указывающего на присутствие жизни за дверью. Позвонили еще раз. И снова тишина. Если Ольга и дома, пускать она нас явно не собирается. Что ж, значит, мы войдем сами.

Я вставила любезно предоставленный Андреем ключ в замочную скважину.

– Ты уверена? – проговорил Ганин, которому эта идея изначально не очень нравилась. «Это же вторжение!» – увещевал он меня, узнав о моем плане. Но я не колебалась. В конце концов, не Ольге рассуждать о законе. Ее «преступление» куда серьезнее. Во всяком случае, с моральной точки зрения – оставить ребенка без надзора и ни разу за несколько дней о нем не вспомнить… Что такое по сравнению с этим безобидное проникновение в чужое жилище?

Нужно отметить, что квартира Ольшанской охранялась похлеще знаменитого Алькатраса. Три внушительного вида замка и сигнализация стояли на охране безопасности. Правда, электронная система оказалась отключена, что должно было меня минимум насторожить, но если Бог хочет наказать человека, он лишает его разума.

Жилище встретило нас звенящим безмолвием. Ни бормотание телевизора, ни даже ворчание холодильника не нарушали царящую вокруг тишину. Ни звука капающей воды из небрежно закрытого крана, ни шума в трубах, ни тиканья часов – идеальная атмосфера для хоррора. Пожалуй, не сопровождай меня Ганин, я вряд ли продвинулась бы дальше коридора. Однако его присутствие создавало иллюзию относительной безопасности – разделенный с кем-то страх слабее одиночного в два раза. Возможны, конечно, ошибки в расчетах, но по ощущениям оказывается именно так.

– Фу ты, бред какой, – стряхнув наваждение, произнесла я и добавила, поймав, взгляд Ильи: – Не обращай внимания, это я сама с собой.

Не снимая обуви, как есть, по глянцевой черно-белой «шахматной» плитке я пошла в сторону комнаты, которую интуитивно определила гостиной, отметив про себя царящий в холле идеальный порядок. Ольга не производила впечатления мало-мальски хозяйственной особы, так что, думаю, благодарить за царящую кругом идиллию следует ее домработницу.

Мимоходом я поймала свое отражение в огромном, обрамленном в позолоченный багет зеркале и в который раз за сегодня отметила утонченную элегантность наряда и образа в целом. Что ни говори, а я хороша! Без ложной скромности.

Пройдя через арку, мы оказались в большой комнате универсального назначения. Очевидно, что хозяевам она служила одновременно и гостиной, и кухней, и столовой. От жилой зоны кухонную отделяла барная стойка, которая, как это часто бывает, играла еще и роль тумбочки – в данном случае на ней неожиданно обнаружились… туфли. Модельные туфли на умопомрачительном каблуке – те самые, которые вполне подойдут уличным скоморохам в качестве ходулей. Пожалуй, я погорячилась с комплиментами уборщице. Хотя… Оглядевшись как следует, поняла, что сумка и туфли – единственное нарушение порядка в этом царстве хирургической чистоты: комната выглядела стерильной и оттого нежилой.

Повинуясь импульсу (или профессиональному любопытству, если хотите), я заглянула в холодильник.

– Хм, – пробормотала себе под нос, – пусто. Впервые такое вижу. Ни йогурта, ни даже завалящей бутылки воды. Не говоря уже о молоке. Интересно, чем она ребенка кормит?