она из плоти и крови… — задумалась ведьма. — Если из-за катастрофы душа твоей дочери избежала ада, она могла войти на земле в тело больной или безумной. Возможно, есть способ принести её в жертву второй раз… Вот только сумеем ли?

— Она может причинить мне вред? — содрогнулся бургомистр. — Зачем-то же она ищет меня?

— Конечно, она хочет причинить тебе вред, — ухмыльнулась Иссият. — Но если ты нальёшь мне ещё вина — я пойду с тобой. Она была и так не особенно прыткой, эта беловолосая девица. Наверное, и на неё повлияло исчезновение магии. Мир стал вязким и скользким для колдовства. Даже если это душа твоей дочери и у неё есть оружие — она уязвима здесь.

Бургомистр неуверенно кивнул.

— Хорошо. Пойдём со мной, Иссият. Мне так или иначе придётся спуститься в подвал ратуши и посмотреть на эту… девицу. — Он с трудом подобрал нужное слово. — Тогда мы сумеем определиться с дальнейшим планом.

— Мы? — усмехнулась ведьма.

— А разве ты не хочешь в столицу? Блистать и властвовать при дворе, а не в этой замшелой Йоре, где главное развлечение — виселица на ратушной площади?

Ведьма задумалась, почесала когтистым пальцем нос. В ковене ногти отращивали так, что женщины становились похожи на фурий.

— Я подумаю над твоим предложением, — кивнула она. — Но в подземелья мы пойдём позже. Солнце уже высоко. Сейчас я хочу поесть и отдохнуть час-другой — всю ночь била ноги с городской стражей. А ты — полистай пока книги. Возможно, тот же кинжал, что убил твою дочь в первый раз, сумеет замкнуть жертвенный круг.

***

Толстогубый стражник маялся, пока не сменился с дозора. В паху у него ныло и чесалось. Даже кусок за обедом в горло не лез: так и вставало перед глазами светлое лицо узницы, длинные волосы, зелёные глаза.

Он даже одёжи её толком не разглядел, только то, что чистая. Одно лицо и запомнил: нежное, мягкое, как у ребёнка.

Вот явится к вечеру бургомистр и велит повесить белянку! И опять, значит, ни себе и ни людям! Да сколько ж можно!

Взять с собой амулет, что против бабьего приворота, крепкий походный плащ… Она же и сама будет рада. Разочек-то перед смертью?

Толстогубый запалил новый факел, чтобы разглядеть как следует пленницу, и потопал по лестнице в подвал.

Он быстро спустился на один пролёт по выкрошившимся ступеням и… Увидал толстую рыжую повариху, хлопотавшую у дождевого колодца над большим горшком каши.

Только тут стражник вспомнил, что узникам скоро понесут обед. Предупредил:

— В дальнюю камеру соваться не смей!

— Там старуха! — Повариха упёрла кулак в толстый бок. — У ей вся еда — миска государственной каши в обед по будням!

— И что? — не понял стражник.

— Никто ей не носит еды, и денег у ей нету, чтобы купить у меня хлеба! Она без каши помрёт!

— Да не сдохнет твоя старуха! Не суйся! — зло огрызнулся стражник и положил руку на рукоять плётки.

Палаш стражник оставил в оружейке. Да и негодно это — повариху клинком. Хоть и быстрей бы было, да. Раз — и уж точно в другой ряд не прицепится, без языка-то!

Он грозно глянул на повариху, похлопал по рукояти и пошёл вниз.

Никаких сил уже не было терпеть. Может, девка и вправду ведьма, раз такая красивая?

***

Великий изгнанник из Ада, глубинный демон-инкуб Ангелус Борн, мрачно разглядывал дворец правителя Вирны — столицы Серединного мира людей.

Дворец был красив — белое здание с колоннами, где жил сам правитель, и четыре угловых башни, где обитали охраняющие его маги.

Больше красивого в Вирне не осталось ничего. Дома знати сделались похожими на укрепрайоны, торговый склад закоптился от постоянных поджогов, церкви лежали в развалинах, и ушлые горожане пытались пилить на дрова твердейшее адское древо.

В столице хозяйничали бунтовщики. Они жгли на городских улицах костры, разбирали на булыжники мостовую, чтобы было чем отбиваться от стражников.

А стражники, те, что ещё хранили верность магистерскому совету, больше желали охранять винные погреба в торговом квартале, чем дворец правителя.

Демон понимал: город готов пасть на потеху бунтующим. Скоро костры загорятся и в огромной дворцовой библиотеке. Он всегда любил книги, а они… особенно хорошо горят.

В ту страшную зиму, когда в Серединном мире людей пала власть Сатаны, в городе воцарилось безвластие. Демон ждал, что к весне люди опомнятся, изберут своих, человеческих правителей.

Но шли дни, а мягкотелые не желали думать о собственной власти. Они мечтали вернуть трон, захватить, использовать. И не стремились выдумывать альтернативные формы управления своим собственным миром.

Недоступный трон правителя притягивал их как магнит.

Достойные приходили к трону и убеждались, что воссесть на него невозможно, недостойные штурмовали замок, чтобы похитить трон, разрушить и из его камней сложить собственный.

Вирна, столица людского мира, утопала в безвластии.

Демон парил над крышами города, невидимый и бестелесный. Внешне он был очень похож на человека, такова была форма его телесного Договора с Адом.

Издревле шло, что инкубы — посредники между глубинами Преисподней и Серединными землями людей, и по Договору они принимают вид земных обитателей.

Смуглый, длинноволосый, разодетый как богатый вельможа, Борн был пугающе человекоподобен.

Вот только глаза его при вспышках чувств загорались алым, да на плече дремал Локки — адская ящерица-переросток с крыльями как у летучей мыши.

Локки любил мух и кузнечиков, а Борн — души заматерелых грешников. И глотал он их так же быстро, как ящерица свою добычу.

Оба они были ужасно одиноки. Демону больше не было пути в Ад, ведь он отнял мир людей у его властителя Сатаны. А Локки переродился из адского червяка, и не было больше в мире существ подобной ему породы.

Впрочем, Борн — не очень скучал по соплеменникам. Демоны связаны с породившими их совсем не семейными узами.

Юные сущие — так называют всех разумных адских тварей — зарождаются в Бездне в момент любовных игр из средоточия огня, заменяющего тамошним жителям кровь, пот и слюну.

Безымянные дети Ада поначалу бесформенны. Резвятся в лаве, питаются испарениями. Только разменяв первую сотню лет, сущий подрастает настолько, что может слышать внутри себя Зов Ада и заключать Договор с Сатаной.

Тогда же определяется и то, кем станет «дитя» — чёртом, големом, демоном, бесом или ещё кем-то из многочисленных адских жителей.

Только тогда родня решает: признать его или не признать. Тут всё дело в выгоде — ибо нет у чертей и демонов иного мотива.

И только инкубы так похожи на людей,