приехал и медведь. Даже стыдно стало, я про него забыла. Не смотря на внутреннюю жабу отдала ему коробочку с пирожным, как бы извиняясь, за свой проступок. Коробочку у меня взяли, а на мои муки совести даже не посмотрели. Может так и нужно, но все равно неприятно, заставила его помотаться по Москве и потом просидеть пару часов в машине, могла бы хоть смс написать.

Домовой Всеслав встретил меня пирогами, с моей любимой вишней и мясом, сильно фыркнув на покупные вкусняшки. Но по итогу даже парочку умыкнул на пробу. Проба затянулась, чую на утро мне останется только маленький кусочек.

Мои события опять понеслись вскачь, и это самое лучшее что происходило со мной за все время. Мне нравилось учится, быть как все, проживать мгновения. А потом все замерло. Время превратилось просто в каторгу, и я жила до пятницы, до выходного, до праздника. Сейчас я не могу сообразить, что день уже прошел. Я бы даже сказала, что пронесся — пролетел со скоростью курьерского поезда. Но было правильно. Не просто прошел, а прошел правильно. Какая-то внутренняя уверенность. Хотя, по сути, я слушала Ягу и проехалась по парочке мест.

Я уже давно лежала в кровати и смотрела на белый потолок, который я украсила маленькими фосфорными звездочками. Это так здорово, найти свое место в этой жизни. Пусть трудное и по большей части не понятное, но свое.

Сознание тихонько уплывало в дрейф. По огромной, светящейся синей ленте.

Эту картинку, я кажется видела в интернете, а тут она вынырнула перед глазами.

В начале купола, я видела с высоты птичьего полета. С одной стороны, храм опоясывала пучина реки, с другой холмы, если не сказать скалы, и густой лес. Голубая крыша лавры, практически сливалась с темнеющим небом и казалось золотые купола парили над ними. В вечернем уютном свете, мирная картинка, пасторальная. Белые стены, выделялись на фоне чернеющего леса. Иного света не было. Я как застыла на этом мгновении. Узкой полоской белые строения поднимались по горе или спускались, к храму, как кому больше нравилось.

Когда-то это было благостное место, сейчас…

А потом раздался тяжелый протяжный свист. Тихий звук, приближающейся смерти. На моих глазах одна из ракет влетела в скалу, как раз чуть ниже стены храма. Земля вздрогнула. Разлетелась белая крошка, не хуже картечи сбивая с ног мельтешащие внизу фигурки, взметнулось пламя. Истерично заголосили колокола.

Крошечная, с высоты птичьего полета, фигурка била в колокол. Вся идиллия содрогнулась от этого чистого, мелодичного звука неминуемой беды. Колокол рыдал еще несколько минут. А где-то внизу слышался плач и стон людей, бегущих в направлении реки, в спасительные пещеры. Где у водной глади есть надежда, и сама земля будет защищать. Басовитый звук колокола заглушил свист ракет. Еще удар снаряда и колокольни, той части, где находился звонарь, не стало. Металл колокола издал последний жалобный стон, покатавшись по обломкам белого кирпича. В едином стоне боли я слышала рокот автоматов и лай команд, и вой машинной сигнализации, пока еще чудом уцелевший под этим обстрелом.

Лесной искристый воздух заполонила гарь, пыль и запах крови, металлический, острый, страшный. В эти секунды я плавно спускалась по дуге вниз, все приближаясь к пожарищам. Минута, и я около той самой разрушенной колокольни. Почерневший, прогоревший металл колокола был присыпан белой крошкой известняка. Протянула руку, но вдруг осознала, часть ее покрывали перья, густого сине-черно-зеленого цвета. Кончики пальцев были свободны от них. Я с любопытством подняла руку-крыло, полюбовалась, потом прикоснулась к лицу. Его закрывала перьевая маска мягкая, немного щекочущая. Нос стал больше клювом, чем носом, с острым кончиком. Но это ведь сон? Во сне может быть все, что угодно. Тогда откуда запах?

Наверное, это кощунство, но налет артиллерии освободил этот храм. Вернул ему первое значение, защищать веру, людей и себя. Эти строения без палаток и кафе, без денег стоят неизмеримо больше, чем вместе с оными. Весь этот мусор разлетелся, оставляя после себя запах паленого пластика. Камень не поддался ударам. Я чувствовала, что с каждым выстрелом земля возрождается. Нет она не радовалась бедам людей, не хотела их уничтожить, но, когда закабаленный получает свободу — не удивляйтесь его радости. Эта земля помнит Правду, и укутывать себя ложью ей надоело. Она поможет защитникам, но обратно в кабалу больше не пойдет.

Выбросив все из головы, пошла дальше. Люди все еще бежали по направлению берега реки, к скиту. Прямо на берег спускалась деревянная лестница, еще пока не разрушенная. Женщины в темноте брали детей на руки, мужчины страховали их как могли. Дети плакали, истерично всхлипывая, размазывая ручками слой черной пыли и гари. Из темноты леса на них сыпались автоматные очереди. Изредка освещая себя трассирующими патронами. Около бегущих людей взлетали маленькие фонтанчики земли, слышны были крики боли, стреляли по ногам. Стоя за повальными камнями в ответ огрызались защитники. Судя по нашивкам Отважные. Мат, слышный в мгновения тишины. И лёгкая перекличка с разных сторон.

— Сирин…

Я обернулась, раз, другой, третий, слегка закружилась голова от быстрой смены картинки: — Сирин.

Шёпот проникал в голову, окутывал, заставлял то и дело оборачиваться, крутить головой выискивая источник звука. Сирин это я, как и Гамаюн, как и Алконост. Значит зовут. Но почему так тихо?

— Сирин, защити! Твоя земля, твоя!

Если моя, то нужно защитить. Я огляделась, сумерки не были проблемой, острое птичье зрение с лёгкостью приближало объекты, по моему желанию. Командир взвода, что-то колдовал с рацией, или она была разбита или шальная пуля. На подкрепление в скором времени защитники не надеялись.

Понятно, что если группа в обозначенное время не выйдет на связь, то спустя еще какое-то время пошлют разведчиков. И что они тут застанут? Или кого? Руины и трупы людей? Явно сюда согнали всех, кого нашли, на зачистку территории. И эти, кто-то… не испытывают жалости ни к детям, ни к женщинам, ни к священнослужителям. Бешенные звери.

Пули меня не трогают, это к сожалению, я проверила опытным путём. Пуля растворилась в крыльях, не причинив мне никакого вреда. Явно не в меня целились, шальная. Будем идти, не привлекая внимание, но сильно не таясь. Шаг, другой, темнота расходилась от многочисленных пожаров. Больше не стреляли крупным калибром.

— Дура, в сторону, здесь не Бродвей!

О, вот и командир прорезался, кажется даже попытался дернуться в мою сторону. Но очередная автоматная стрельба заставила его вернуться в укрытие. Огромный мужик в полной экипировке в начале махал мне из-за валуна, чтобы