Почему она так называется, причем тут Рюрик? Я снова ощутил неясную, но настойчивую тревогу, нечто металось внутри меня. Как будто эта реторта усиливала мой страх и ту смутную силу, что росла внутри меня, как ребёнок растет в материнской утробе.

Мне было паршиво, а моя сила тем временем росла... Моя аура теперь сияла так ярко, что я видел коридор целиком — каждую разбитую колбу на полу и каждую блестящую пуговицу на мундире мертвого Незримова.

— Да пошло оно всё!

Я запустил реторту Рюрика в стену, удар вышел таким лютым, что бетонная стена лаборатории треснула и раскрошилась. Реторта с гулким металлическим уханьем развалилась на части, а из реторты вывалилось на пол, прямо в стеклянное крошево...

Да нет, быть не может...

Я не поверил своим глазам. Вот это и есть тот самый ПРЕПАРАТ что ли?

Надо сфотографировать его, проверить. Если он не отображается на фото — значит, оно самое... И значит, мне срочно нужно отзвониться моему алхимику Симону.

Я зашарил по карманам мундира, совсем забыв, что фотографировать или звонить мне больше не с чего. Потом мой взгляд упал на прямоугольный огарок на полу — все, что осталось от моего смартфона...

Я перевёл взгляд на ПРЕПАРАТ, тот мерцал чернью и золотом.

Пульс у меня теперь был ударов под триста, я наконец обнаружил причину своей магической лихорадки, она лежала среди битого стекла прямо передо мной. Вот только аура уже разрывала меня изнутри, жгла и плавила мои внутренние органы. Я столкнулся с чем-то нечеловеческим, с чем-то, что выше человека, даже мага. А я сверхчеловеком, увы, не был. Оно сильнее меня, я просто не готов...

Я попытался сделать шаг, но меня шатнуло. Моя аура теперь сияла так мощно, что слепила глаза даже мне самому. Бешено бившееся сердце взлетело прямо к глотке, голову пронзила острая боль, как будто меня сейчас просвечивали насквозь неведомыми лучами.

Я заорал и повалился в колотое стекло, покрывавшее пол.

Забавно. В эту лабораторию никто, кроме меня и рыцарей Ордена, войти не может. А последний оставшийся здесь рыцарь только что покончил с собой. А значит, меня никто не спасет, не вытащит отсюда.

Я сдохну здесь, расплавленный собственной магией. Я, как и всегда, откусил больше, чем могу проглотить. Эта интоксикация божественного теперь убьет меня. Инструкция для идиотов по работе с препаратом, которую я читал наверху, оказалась не такой уж идиотской. Мне не выдержать, зря я расколошматил эту реторту...

Моё сердце забилось еще чаще, под десять ударов в секунду, а потом оно взорвалось...

Острая боль в грудине.

Моя аура стремительно погасла, но уже почти лишившись чувств, я увидел, что препарат на полу все еще сияет.

Всё. А вот теперь темнота.

Смерть.

Глава 193 — В поисках Великой Мудрости

Желтороссия, провинция Шаньси,

Около восьми утра по Урганскому времени

— Ну и куда все пропали? — нетерпеливо осведомился барон Чумновский.

Этот был братом Старшего Чумновского, которого Саша Нагибин послал в метро вместе с Таней. Впрочем, воняло от Владимира Периайтовича не лучше, чем от его братца Старшего Чумновского.

В волосах у Владимира Периайтовича копошились какие-то клопы, а его громадное пузо под мундиром как-то странно шевелилось, будто из него рвались наружу орды глистов.

Чумновский Пете не нравился. Впрочем, Пете никто не нравился. Петя ненавидел людей, поскольку не видел в жизни от них ничего хорошего. «Люди — это реально тупое говно», как пела запрещенная Имперская группа Древосток.

И места жительства людей были не лучше самих людей. Взять хоть вот эту китайскую деревушку, освещенную первыми рассветными лучами... Если бы Петю кто-нибудь спросил, как ему это место, то Петя бы не ответил, а только поморщился в ответ. Деревушка напоминала реальный бомжатник. Красивыми здесь были разве что остроконечные черепичные крыши, в которых было нечто от изящества китайских иероглифов. Но в остальном...

Дома из кирпича представляли собой настоящее хаотичное нагромождение камня, как будто китайцы подобно муравьям просто хватали эти кирпичи и втыкали их в случайные места. Некоторые дома как будто слиплись друг с другом — один коттедж переходил в другой, а тот в третий. Мерзко. Хотя для Пети все было мерзко, и семичасовой перелёт в Китай, а потом долгое путешествие на убитом Бегуновъ-внедорожнике по не менее убитым китайским дорогам настроения парня ни фига не улучшили.

Кроме домов в деревне еще был мусор — он здесь валялся прямо на улицах, ветер катал по селу какие-то плетеные корзины, пучки сена, банки из-под кваса и рисового пива...

Еще рядом с селением текла река, судя по цвету, состоящая по большей части из грязи и дерьма. Это было тем более противно, что деревня была рыбацкой — между домов в узких проулках здесь местами сушились огромные сети. Значит, местные еще и питаются дерьмом. Впрочем, выяснить, жрут ли эти селюки дерьмо на самом деле, было просто не у кого. В деревне было много всего, но не было жителей. Из обитателей деревни Петин отряд, посланный в глубинный Китай искать культиваторов, обнаружил лишь одного облезлого пса.

Пёс был неагрессивен, даже повилял хвостиком, и Петя погладил его по голове рукой в перчатке. Собак Петя любил, в отличие от людей. Заметив такое настроение хозяина, слуга Пети перс Шашин бросил псу бутерброд с налимом. Китайский пёс бутерброд сожрал и остался доволен.

После встречи с собакеном они еще прошлись по деревне, но так больше никого и не встретили. И вот тогда Чумновский и начал вонять, во всех смыслах этого слова.

— Почему никого нет? Куда все делись-то? — возбухал Владимир Периайтович.

— Прячутся, — спокойно пояснил граф Соколов, — Я же уже говорил. В стране война, если вы не заметили, Ваше Благородие.

На плече у Соколова восседала какая-то остроносая птица, нечто среднее между орлом и чайкой. Эту птицу Соколов законтроллил еще у реки, где она ловила рыбу. По словам Соколова птица могла предупреждать об опасности. И сейчас она предупреждала — птица странно крикнула, уже третий раз за последнюю минуту...

— Война-то война, но куда все ушли? — продолжил негодовать Чумновский, — Не могли же местные просто раствориться!

— Молчи, вонючий лаовай, — со своей обычной непосредственностью потребовал триада Чен, — Ушли местные. Вон туда. В горы. Когда война — селянин всегда уходит. Такова его собачья доля.

Чен указал на желтые песочные утесы за грязной рекой. По поводу «гор» — это Чен,