наверняка постоянно насмехается над ним. Хотелось заставить её ещё побегать вокруг него, но с Мироном так нельзя.

— Что вы шум подняли, Наталья Юрьевна? Всё нормально, я задумался просто. Бывает. Издержки профессии. Мирон, что это? Земляника?

Мирон обрадовался, увидев отца прежним, запрыгал, рассказывая, как они нашли земляничную поляну. В лес они не пошли, потому что боятся волков.

Наталья Юрьевна недоверчиво смотрела на Даниила, ему не удалось обмануть её, он это понял. Но она такая, раз уж здоровью ничего не угрожает, лезть не будет. И это он уже уяснил.

— А ещё в деревне, но не в этой, за нами гусь гнался и шипел!

— Гусь — это серьёзно. Он может напасть, — улыбнулся сыну Даниил. — А собаки были?

— Все собаки знают Наташу Юрьевну! Они даже на меня не лаяли. Наташа Юрьевна пела: "В переулках каждая собака знает мою лёгкую походку"!

Она не только смеяться умеет, но ещё и поёт! "О сколько нам открытий чудных…".

Наташа была недовольна собой: она действительно очень и очень испугалась за этого… сухаря, который вечно смотрит будто сквозь неё. Но она была уверена: что-то случилось. Может, с женой поругался?

Вздохнув, она пошла кормить Джоя и котов. Даниил Александрович, естественно, и не вспомнил о них.

На следующий день, вернувшись с работы, Наташа застала дома плачущего Мирона и растерянного Даниила Александровича. Второй день какие-то непонятные вещи происходят!

— Что случилось? — спросила она их обоих.

— Надо ехать в Москву на четыре дня, а я не хочу, — всхлипывая, пояснил Мирон.

— Сын, но мы вернёмся уже в воскресенье вечером! — чувствовалось, что Даниил Александрович повторил эту фразу тысячу и один раз.

— Когда нужно уезжать? — спросила Наташа.

— Сегодня, через пару часов. Понимаете, я не могу не ехать, это по работе, у главреда семейное торжество! Он не сможет меня заменять в эти дни. Мы никогда не уходим в отпуск одновременно, нельзя пускать дела на самотёк!

Наташа, тоже в тысячу первый раз подумав, где же мать и жена, нашла в шкафу чистый носовой платок, подошла к Мирону, помогла ему высморкаться. Потом взяла еду для Джоя, и направляясь во двор, сказала тихо:

— Даниил Александрович, можно вас на пару слов?

Она не могла сказать то, что хотела, при Мироне: он сразу вцепится в эту идею, Наташа была уверена, но прежде всего авторитет отца. Неизвестно, как он смотрит на такую возможность.

Даниил послушно вышел следом, пошёл с Наташей к будке Джоя. Тот уже привык к новым жильцам, не лаял на них. Радовался, вилял хвостом.

— Оставьте Мирона со мной. Не бойтесь. Вы же видели мои документы? Будете звонить каждый день по видеосвязи! В любое время, когда Мирон не спит. Два дня мы поработаем вместе, Мирон справился тогда хорошо, а потом два выходных. И вы уже в воскресенье вернётесь.

Документы-то он видел, но даже на дату рождения тогда внимания не обратил, потом высчитывал. Что за странные мысли посещают его? Она предложила то, на что он очень надеялся в глубине души.

— А это удобно? Всё же четыре дня, — для приличия поломался он, делая вид, что напряжённо думает.

— Не говорите ерунды! — горячо зашипела она, и Даниил в очередной раз удивился. Она командует ими, принимает решения за всех троих. Вот даёт!

— Ну хорошо, — продолжая игру, задумчиво сказал он. — Но если что, звоните сразу, я буду круглосуточно на связи!

— Конечно, не переживайте, Даниил Александрович!

Когда Даниил сообщил сыну, что тот останется здесь, с Натальей Юрьевной, Мирон радовался так, что Даниил даже заревновал немного. Но выход был наилучший. К тому же, можно встретиться с Ксенией, вспомнить, что он живой мужчина.

Они поужинали, и Даниил уехал в Москву, прихватив все "рукописи". Первым же делом, едва перешагнув порог квартиры, он кинулся к несгораемому ящику и с облегчением обнаружил, что всё на месте. Лежит, как и лежало, как он сам сложил. Может, совпадение? Нет. Нет. Не надо себе лгать. Надо искать эту Нэт Уайт. Он был уверен, что это "она", какая-то женщина. И он начал догадываться, откуда она знает всё. Он считал, что в истории их было двое: он и Лера. Но оказалось, что за кадром присутствовал некто третий. Очень похоже на правду! Зная Леру, он реально оценивал её возможности и чувства! Она не была способна на столь глубокое выражение любви. А ведь именно эта любовь его, молодого и романтичного, тогда подкупила!

Правда, героя романа зовут Денис. Но и первую героиню зовут Лена. А вторую Маша. Денис — Дэн. Дэн — Лера всегда называла его, Даниила, так: и в начале их романа, и в супружестве, и потом, после развода.

На следующий день он зашёл на адрес Нэт Уайт. Письмо от Палыча "висит", не прочитано. И вообще, уже почти две недели нет активности на аккаунте автора. Напакостить и лечь на дно? Так теперь модно себя вести?

Он написал ещё одно письмо, будто от этого письма быстрее прочтут! Сообщил, что роман принимается в работу, нужно встретиться для заключения договора. Подписываться не стал. И так понятно, откуда письмо.

Со всеми делами, с "квартирантами", которых уже язык не поворачивался так называть, Наташа совсем забыла про свои письма. У неё не было ни времени, ни желания проверять почту. Да и что там? Всё равно никому не нужна её писанина. А в соцсетях она не была зарегистрирована, ни в одной. Виталий считал это бредом, говорил, что в интернете "срам один". Да и сама Наташа не стремилась. Соцсети — это для общения с друзьями, родственниками, а у нее нет ни тех, ни других. Была подруга Лерка, но она вышла замуж и осталась в Москве, а Наташе дали комнату в Истре, как сироте. Так и разошлись их пути. Она даже ничего не знала о Лере — где она, как?

Им очень весело жилось вдвоём с Мироном; Наташа была менее скована, не нужно оглядываться на Даниила Александровича, видеть его холодный насмешливый взгляд. И всё же она ловила себя на том, что ей его не хватает! Оказывается, она привыкла и к нему. К тому, как он сидит с бумагами на веранде. К тому, как он пьёт чай со смородиновым листом после бани. Весь красный, распареный, без очков, отчего глаза кажутся больше, а взгляд мягче.

Мирон каждый день подолгу говорил с отцом по видеосвязи, подробно отчитывался о том, что они с Наташей Юрьевной делали. Они два дня работали, причём, Мирон держался очень стойко. Он