Полицейский, насладившись этим зрелищем, разжал руку, в которой остался приличный пучок светлых волос, похожих на солнечные лучики.

— Паспорт!

Документ, выданный Аулису родным отечеством, полицейский изучал долго и придирчиво, не в пример администратору аэропорта.

— Какого черта ты здесь? — спросил полицейский, разглядывая фото то одним, то другим глазом.

— У меня в Норт-Фруди бизнес.

— Что? Би-и-изни-ис??

В черных глазах полицейского искрилась несбыточная мечта сочетать в себе и сыщика, и судью, и палача одновременно, чтобы можно было обвинить, засудить и наказать Аулиса здесь, сейчас, немедленно: схватить его огромной лапой за горло, а потом шарахнуть головой о перегородку так, чтобы мозги по всему салону… Ну если не шарахнуть головой о перегородку, то хотя бы припереть к ней убойными, неопровержимыми, исчерпывающими уликами. Дрожа от сыщицкого азарта и острого желания не обмануть своих ожиданий, полицейский выдернул из своего тугого кармана радиостанцию, включил ее, прижал к уху, но ничего не услышал, и, сколько бы ни тряс ее, связи не было. Пробормотав что-то, он понес паспорт за шторку, вероятно, в пилотскую кабину, чтобы воспользоваться бортовой радиостанцией.

Совесть у Аулиса была чиста, точнее, совести у него вообще не было, но он боялся роковой ошибки, трагического совпадения или банальной подлости со стороны полицейского. Ждать пришлось долго. Это можно было объяснить тем, что запрос полицейского увяз в бездонных банках данных Интерпола. Аулис смотрел на затаившуюся в мутной дымке рыжую землю, кое-где залатанную зелеными лоскутами. Ему уже не хотелось ни пива, ни подводной охоты, он уже не мог ни о чем другом думать, кроме как о свободе, незыблемость которой пошатнулась после нелепой встречи с плененным соотечественником.

Самолет успел долететь до грязно-серых облаков, похожих на перестоявшую бражку, когда полицейский вернулся. Он уже не смотрел как людоед в глаза Аулису, не хватал его за волосы. Вероятно, полицейского охладила безупречная по африканским меркам характеристика молодого человека. Тем не менее паспорт полицейский оставил себе.

— В аэропорту получишь, — буркнул он, заталкивая документ в пропотевший до сырости нагрудный карман.

Аулис мысленно поклялся, что не встанет с кресла до самого прилета в Норт-Фруди, пусть даже его мочевой пузырь лопнет. Он снова прилип к иллюминатору, ожидая того момента, когда крыло самолета, подобно ножу, вонзится в комковатое облако. И тут вдруг гул двигателей перешел на октаву ниже, стал басовитым и шипящим, а минутой позже из задней кромки крыла стал выдвигаться похожий на язык закрылок. Стандартный пассажир не придал бы этим трансформациям никакого значения — мало ли что там мудреного происходит, главное, чтоб самолет не падал и не горел. Но Аулис не входил в число заурядных пассажиров. Он являл собой образец любящего небо молодого энтузиаста, за плечами которого осталась армейская служба в полку транспортной авиации, да несколько прыжков с парашютом, и даже десяток самостоятельных полетов на дельтаплане в спортивно-оздоровительном центре «Ариэль». И этих азов авиационных знаний ему оказалось достаточно, чтобы сделать вывод: с самолетом происходит нечто из ряда вон выходящее. Точнее говоря, самолет резко сбрасывал скорость, но при этом даже не думал идти на снижение.

«Первый раз вижу, чтобы закрылки выпускали на такой большой высоте», — подумал Аулис и, успокаивая себя, быстренько состряпал псевдонаучный вывод, что пилоты решили вонзиться в облако на маленькой скорости, чтобы избежать излишнего обледенения.

Тут в салон с подносом вошла Стюардесса. Аулис хотел притвориться спящим, но не успел. Пришлось улыбнуться девушке. Она тоже улыбнулась в ответ. Аулис смотрел на ее лицо, словно на дисплей с информацией о техническом состоянии самолета. Все в порядке, можно успокоиться. Шоколадная девушка в облитой фантой блузке была не просто спокойной и безмятежной. Она была угомонившейся, сытой, индифферентной, как престарелая пантера, которой сделали укол со снотворным. Ее сонные глазки обволакивал мед уверенности в завтрашнем дне. «Была б нештатная ситуация, — подумал Аулис, — она бы скакала по салону с вытаращенными глазами».

Стюардесса чмокнула губками, словно хотела сказать Аулису, что она все помнит и по-прежнему находится под впечатлением, и пошла в хвост самолета, оставив за собой запах подгоревшего кофе. Минуту спустя вернулась.

— Кофе? — игриво предложила она и протянула Аулису поднос.

Он взял маленький пластиковый стаканчик и помешал сахар ложечкой, похожей на зубочистку.

— А ты? — спросил Аулис, поднося стаканчик к губам.

— Я уже три чашки выпила, — ответила Стюардесса, присаживаясь на плоский баул у ног Аулиса, словно обласканная собачка. — Все равно засыпаю. Так покойно и сладко на душе…

— Не выспалась ночью?

— Ночью мы с мужем гуляли на свадьбе моей подруги. Пили до четырех утра… Потом подали жареную зебру. Опио упал под стол…

«Ни хрена себе! От командира перегаром разит, второй пилот всю ночь на свадьбе гулял», — подумал Аулис и снова глянул через иллюминатор на распушившееся крыло. Он подумал, а нет ли причинно-следственной связи между состоянием пилотов и нечаянно выпущенным закрылком.

— Это у вас такая семейная традиция — гулять всю ночь перед рейсом? — пошутил Аулис.

— Это неплановый полет, — ответила Стюардесса, безуспешно борясь с наваливающимся на нее сном. — Опио позвонили в семь утра и сказали, что надо подменить одного человека из основного экипажа. Заболел он, что ли… Меня в терминал на руках занесли, я была никакая… Я подремлю здесь немножко, хорошо? Если позовут, толкни…

Последние слова она произнесла уже с закрытыми глазами. Впервые с начала полета Аулис почувствовал щекочущее душу недоверие к технике и тем людям, которые ею управляли. Он снова посмотрел в иллюминатор. Самолет заметно сбавил скорость, и теперь казалось, что он неподвижно висит над облаком, а пропеллеры вращаются сами по себе, как ветряные мельницы… Аулис представил, как Опио засыпает за штурвалом, его голова безжизненно валится на приборную панель, и его англо-африканский нос ассирийского розлива утыкается в тумблер выпуска закрылков… «Ерунда! Быть такого не может, — успокоил себя Аулис. — Там же еще командир. От него хоть и разит перегаром, но выглядит он молодцом. Долетим!»

Самолет слегка накренился, пошел на поворот, и солнечный блик скользнул по лицу Стюардессы. Аулис подумал, что у темнокожих девушек есть огромное преимущество: если даже они всю ночь не спали и пили, то все равно утром не заметишь синих кругов под глазами… Она вызывала у него легкое чувство жалости и вины. Детская доверчивость омлетом растеклась по ее светлой и радостной жадности, и это блюдо притягивало к девушке разношерстных хитрецов. И Опио еще тот хитрец и жлоб! Уж слишком много он ей наобещал, даже к серебряной свадьбе (а будет ли она когда-нибудь?) подарок анонсировал. А дуреха верит, радуется, спит крепко в полной уверенности, что ее будущее на мази и придут к ней слоновьим стадом виллы, счета в банке, приглашения из Голливуда, престижные роли да издатели толстых глянцевых журналов… Чувство жалости к клинической доверчивости Стюардессы разбухало в душе Аулиса подобно опаре, и он уже подумывал о том, что как честный мужчина просто обязан сводить девушку в ресторан. Но тут его отвлек крайне неприятный, обволакивающий ноги ледяной сквознячок. Аулис встал, стараясь не разбудить Стюардессу, выпотрошил несколько мешков и нашел белую ковровую дорожку из мягкой ангорской шерсти. Прикрыл ею ноги девушки и вернулся на свое место. Но прошло еще несколько минут, и Аулис продрог до самых костей.