На этот раз меня отвели в другую лабораторию. Там, раздев до трусов, довольно надолго оставили лежать привязанной к кушетке. При этом у длинного стола возле стены как ни в чём не бывало работала группа «научных сотрудников» Словно меня здесь и не было. Или, что скорее, словно такие как я бывают здесь регулярно.

Наконец в комнату вошли четверо: тот, кто в самом начале брал у меня пробы крови и фоткал шрамы, тётка-садистка, незнакомый мужчина в годах и замыкающий их группу громила. Лицо мужчины в годах было наполовину закрыто лабораторным респиратором, но защитные очки отсутствовали. Да и вообще весь он был такой… холёный. Изысканный парфюм, аристократичная седина на висках, до зеркально блеска начищенные туфли, выглядывающий из-под наброшенного на плечи халата идеальный костюмчик и золотые часы на запястье – всё это буквально кричало о высоком статусе посетителя. Не то, чтобы мне хотелось его разглядывать, но, войдя в лабораторию, они сразу прошли к компьютеру и что-то там обсуждали, и мне оставалось лишь ждать и гадать, кто же он такой.

– Покажи, – спокойно, но властно велел он, и лаборант кинулся ко мне, поднял изголовье кушетки, перестёгивая мои запястья за хлястики в изножье, так, что я теперь сидела, сложившись вдвое и вытянув руки вперёд до самых стоп.

Аристократ подошёл, порассматривал крыло.

– Что говорит Глазьев?

– Считает, что опасаться нечего, шрамы слишком мелкие и тонкие для импланта.

– Считает? – в голосе аристократа затрещал опасный холод. – То есть, её притащили сюда с этим просто потому, что он считает? – мельком глянул на громилу, оставшегося у двери: – Вызвать и не отпускать, пока не вернусь.

Тот кивнул и вышел, а аристократ взял со столика латексную перчатку, натянул, высокопарно оттопыривая при этом мизинец. Коснулся пальцем моей спины, потыкал основание крыла над лопаткой. Болезненно пооттягивал кожу, проминая каждую линию. Задумчиво хмыкнул.

– Остальное покажи.

Меня перепривязали по-новому, сидя, так, чтобы было видно плечо спереди.

– Откуда шрам? – едва глянув на розу, заметно напрягся аристократ.

Вопрос был обращён ко мне, но я молчала. Он полуобернулся к своим:

– Сделайте ей больно.

Садистка довольно ухмыльнулась и шагнула вперёд, но я не дала ей шанса:

– Это с детства ещё. С велосипеда упала. Просто шрам, который я попыталась скрыть под тату. Ничего особенного.

– Гордеев с ним что-нибудь делал?

– Нет.

– Уверена?

– … Да, – вспомнив вдруг тот самый первый, маленький, но сильно кровящий надрез, как можно твёрже ответила я.

Однако аристократ уловил моё секундное замешательство. И даже бровью не дёрнул, выражая возмущение, просто схватился за перекатной столик с полным инструментов лотком и с такой силой отшвырнул в сторону, что тот с грохотом перевернулся. Лаборанты у длинного стола испуганно вытянулись, но не посмели ни вскочить, ни сбежать. Да что там, они даже обернуться не посмели, лишь в ужасе замерли, ожидая, возможно, что следом что-нибудь прилетит и в них.

– Какого ***? – рванув с лица респиратор, мигом утратил весь свой лоск псевдоаристократ. – Какого *** здесь ***? Вы *** Все тут ***?

– Но… – залепетал лаборант, – шрам действительно старый и признаков свежего вмешательства…

– Живо на диагностику! – швырнул в него аристократ какой-то схваченной со тола штуковиной, кажется микроскопом. – Живо, ***, на диагностику, и, если там что-то обнаружится, вы у меня ***… – и вдруг обернулся ко мне, зашипел склоняясь ниже: – Советую самой всё рассказать. Я ведь, если надо, плечо тебе вырву и по жилам разберу! Шкуру живьём спущу, чтобы видеть всё наверняка. Что там? Ну?! – больно ухватил рукой в перчатке за подбородок. – Чип?

Он настолько озверел, что я поддалась общей панике и только отчаянно мотала головой, отрицая любые подозрения. Сомнений в том, что все его угрозы сбудутся не оставалось, особенно теперь, когда я и сама поняла вдруг насколько была слепа. Ну конечно! Игнат просто использовал меня чтобы вычислить это место! И хотя шрамирование выпросила я сама, но началась-то моя «шиза» с его ярких рассказов о том, как это бывает и как это умеет делать он сам! Так сама ли я захотела? Или это тоже была его тихая, исподволь, игра, нацеленная на то, чтобы убедить меня в том, что нужно ему, причём так, что я и не догадалась бы, если бы не…

Паника поднялась нешуточная. Словно муравьи, растревоженные потопом, суетливо замельтешили белые халаты и даже пару раз промелькнули костюмы полной биологической защиты, говорящие о том, что в этом месте есть лаборатории куда серьёзнее тех, где побывала я…

Однако и закончилось всё так же быстро.

Из диагностики у них тут оказался лишь переносной маломощный рентген, больше похожий на те, что используются в ветеринарных клиниках, и аппарат УЗИ. Наверняка псевдоаристократ с удовольствием запихнул бы меня в тотальный томограф, но уж такова плата за изолированную укромность лаборатории, что сюда при всём желании не протиснешь ничего громоздкого.

УЗИ показало, что ни в плече, ни в «крыле» нет ничего инородного.

– Мягкие ткани абсолютно чистые, даже признаков имплантов нет, видишь? – указывал пальцем в экран диагност. – Суставы тоже в норме. – Потом он проверил крыло, особенно тщательно рассматривая его рельефное основание над лопаткой. – Здесь тоже. А тут… – небрежно скользнул датчиком ниже, к растворившимся «недорисованным» пёрышкам, – ну тут вообще просто поверхностные царапины, даже смотреть нечего.

Садистка сидела напротив, сцепив руки на груди и нервно постукивая каблуком по ножке стула. Задумчиво хмурилась.

– Ну допустим. Тогда зачем он вообще сделал это с тобой?

– Потому что он извращенец, помешанный на шрамах, – хрипло повторила я слова своего самого первого конвоира. В горле стоял ком, в груди расползалось удушающее разочарование. – Об этом все знают. Все… кроме вонючих червей из подземелья.

В ответ получила удар по лицу, и меня снова перевели в другое помещение со множеством шкафчиков и белыми кафельными стенами. Здесь было холодно и остро пахло чем-то медицинским, таким отчего невольно замирало сердце и тревожно подводило живот… но мне было всё равно. Не волновала ни разбитая губа, ни предстоящие пытки.

Нет никакого датчика. А значит, и никакого сверхважного умысла отдать меня этому психованному аристократу, кроме как получить от него взамен моего отца.

Переход от горечи предательства к неожиданному пониманию что всё не так, к радости, надежде и даже готовности пожертвовать собой, лишь бы это место действительно выявили и уничтожили… а затем снова к горькому разочарованию и безысходности был настолько резким, что я, похоже, всё-таки сдалась. Нет, я не могла как Ольга Кречет – до последнего гордо держать голову поднятой. Потому что меня косил вовсе