Бежавший за ним Петька набежал на него, остановился и удивленно посмотрел на неподвижно лежавшего связчика.

Туча мошки, летевшая за ними, накрыла их обоих.

Немного постояв над Ильей, покачиваясь из стороны в сторону и глядя на него отупелыми налитыми глазами, Петька зачем-то снял с него карабин, закинул его себе за спину, зашелся в кашле от проглоченной мошкары, которую, дохнув, втянул, кажется, до самых легких, повернулся и побежал дальше, не оборачиваясь и больше не поглядев туда, где остался лежать Илья.

Через полчаса бега той же трусцой он выбежал к месту впадения канавы в речушку, на которой далеко вверху стоял их палаточный лагерь. Здесь канава внезапно исчезла, вылившись в широкую долину речушки с открытыми пологими галечными берегами. И эта перемена была такой неожиданной, что он, выбежав на галечник, удивленно уставился на речку, не соображая, что же делать дальше.

В просторной, продуваемой ветром долине мошка исчезла, как по мановению волшебной палочки. Ее сдуло холодным ветром, который тянул с вершин хребта, покрытых снеговыми шапками и виднеющимися далеко вверху речушки, в той стороне, где стоял их лагерь.

Тяжело дыша, Петька подошел к воде, плашмя упал на гальку, стал жадно пить. Напившись, он ополоснул лицо, присел на берег, затем лег и закрыл глаза… В голове все еще стучала и толчками пульсировала кровь. Во всем теле была дикая усталость и слабость. Не было никакого желания, хотелось только лежать и лежать, не открывая глаза, ни о чем не думая, ничего не делая, и, казалось, больше ничего не нужно в жизни.

Сколько он так пролежал, Петька не мог бы сказать и сам. Но вдруг он тревожно завозился, стал шарить руками вокруг себя, наткнулся на карабин Ильи, рука непроизвольно отдернулась, и он вернулся к действительности.

Он вскочил на ноги и посмотрел в ту сторону, откуда только что прибежал. Затем поспешно снял ружье и рюкзак, бросил на галечник и пошел вверх по канаве – туда, где оставил Илью.

Он шел быстро, затем не выдержал и побежал. Однако теперь ему почему-то было не так тяжело, как тогда, когда он бежал к реке. И какая-то мысль, появившись еще на реке, не давала ему покоя, навязчиво заставляла что-то вспомнить из прошлого, из его прошлого, что было с ним уже когда-то, лет десять-пятнадцать назад. И, ничего путного не добившись от Петьки, эта мысль сама выскользнула из его ослабевшего от пьянок мозга. Он вспомнил свой побег из лагеря, где отбывал два года за хулиганство на лесоразработках в глухом таежном лагере. Тогда он добрался почти до самой Тувы, до ее горных районов, а потом вернулся назад – в лагерь. За тот побег ему добавили срок. Но он вспомнил, что тогда он тоже возвращался в лагерь в каком-то приподнятом состоянии; он что-то переломил в себе, понял, что бежать ему было некуда и не к кому, что бежать надо было только от самого себя, а это сделать было невозможно.

Вот и сейчас с ним что-то произошло – он уже больше не злился на Илью, а с тревогой думал, что сейчас с ним и как он мог оставить его одного, и там, где мошка может заживо сожрать даже здорового человека.

«А что, если Илья расшибся насмерть?» – вдруг мелькнула у него пугающая мысль, и ему стало страшно и за себя, и за Илью, так как он понял, что выйти ему из этой истории сухим, с его-то судимостями, будет невозможно. «А доказать!.. Мы же были вдвоем – никаких свидетелей… И потом, ты действительно бросил его, как самая настоящая… – выругался он. – И, наверно, живого, его можно было бы спасти… А теперь, может быть, уже поздно!» – И эта мысль подстегнула его, и он ускорил бег, задыхался, но бежал и бежал, пристально всматриваясь вперед и ожидая, что вот там, за тем поворотом канавы, он увидит его. Что он увидит, до него не доходило, но, добегая до поворота, он видел, что ошибся, и удивлялся, как далеко успел убежать от Ильи.

«Ну и что, что он молодой, а уже успел многое, что тебе никогда не сделать, – подумал он. – Ты сам виноват в своей нескладной жизни. А при чем здесь Илья или кто-нибудь другой? Скорей, скорей туда, к нему! Уже ведь прошло столько времени – даже мошка стала ослабевать, как и говорил Илья. Вообще, он парень толковый, таким надо жить… А вот ты, что ты есть, Петька? А как цепляешься за жизнь, так трусишь, когда прижмет… Как ты бежал тогда от мошки… Ну и дерьмо же ты!..»

За этими мыслями он не заметил, как выскочил из-за поворота на что-то большое и темное, что двигалось навстречу ему. И это было настолько неожиданно, что он вскрикнул и шарахнулся в сторону, но тут же сообразил, что это человек – его связчик… Илья!..

А Илья медленно полз вперед – туда, куда убежал Петька и где должна была быть река и дорога домой – в их лагерь. Вид у него был ужасный: лицо посинело, на нем пятнами засохла кровь, голые руки были покрыты сплошным слоем мошки, укусы которой он, очевидно, уже не чувствовал и не обращал на нее никакого внимания. Тяжело дыша, он медленно переставлял руки и ноги, но все-таки полз и полз вперед, не видя ничего впереди себя и не заметив внезапно появившегося перед ним Петьку.

– Илья, Илья! – вырвался у Петьки истошный крик. – Это я, я, Петька!.. Сейчас… сейчас, Илья! Все будет в порядке! Давай помогу!..

– Это ты… – прошептал Илья.

– Да я, я пришел, пришел – сейчас помогу! Все хорошо! Пойдем!.. Здесь уже рядом река!..

– Где ты был? Что так долго…

– Давай я помогу тебе, – с трудом приподнял Петька с земли связчика. – Пошли… Понемножку…

Медленно, в обнимку, они двинулись вперед – к реке.

– Что у тебя, Илья? Что болит?

– В груди что-то… Тяжело дышать. Но это пройдет. Должно пройти… Отлежаться бы надо… До лагеря дойти…

– Да, да! Сейчас придем к реке – передохнем! Там ветерок, хорошо, без мошки!.. Чаек сделаем… Потом двинем дальше – к нашим! А может, ты останешься там, на бережку, я по-быстрому сбегаю – позову на помощь, а?

– Да нет… Не надо. Сами доберемся… Ты не смотри… Скоро я отойду… Вот только полежать бы где-нибудь, где нет мошки…

– Сейчас, сейчас, скоро придем, потерпи немного, крепись! – подбадривал Петька связчика, не замечая, что говорит те самые слова, которыми совсем недавно тот подбадривал его самого…

Наконец, они добрались до речки. Петька усадил Илью на берегу, а сам суетливо бросился собирать хворост, стал разжигать костер. Он скинул с себя куртку, соорудил из нее и из рюкзаков что-то похожее на лежанку, уложил на нее Илью.

Вскоре на чайнике запрыгала крышка, выплескивая воду на огонь. Петька сдернул чайник с костра, плеснул кипятку в кружку, заварил чай по-крутому, вскрыл тушенку, нарезал хлеб и поставил все перед Ильей.

– На, давай выпей чайку, поешь – сразу полегчает…

– Только чаю, больше ничего не хочу… Глотать трудно и грудь болит…

– Надо, Илья, надо пошамать! – стал уговаривать Петька своего напарника. – Идти нам далеко, а я не смогу тебя дотащить… Самому тебе надо идти, слышишь!

– Да, конечно…

– Часок отдохнешь – и пойдем.