Мика закрыл глаза и погрузился в глубокий сон. Мрачные тени сновидений скользили перед его взором, а его дыхание становилось все более ровным и спокойным. В своих снах он, возможно, продолжал путешествовать по столице, встречался с новыми друзьями и воскресал на Красном Алтаре. Но наяву он останется неподвижным, пока новый день не придет и не разбудит его, наполненного новыми силами и готового встретить свою новую жизнь.

Дверь комнаты с силой распахнулась. В проеме появился дед Грегор, жесткий и бесцеремонный, все-еще пошатываясь. Он еще не ложился? Стоя на пороге, он с недовольным видом наблюдал за Микой, стирающимся осознать себя в реальном мире. Грегор неодобрительно оценивал бездействие внука и в два шага приблизился к кровати, грубо и безжалостно встряхнул Мику за плечи.

Просыпайся, недоумок! — рявкнул он громким, неумолимым голосом.

Мика лишь испуганно замер. Грегор чуть смягчился.

— Не время для лени, Мика! — пророкотал Грегор с презрением. — Ты должен быть готов к жизни, к суровым испытаниям, которые она накладывает на нас. Поднимайся, вся наша семья, вся деревня рассчитывает на тебя!

Мика встал с постели, подчиняясь строгому указанию дедушки. Уже утро?

— Уже утро! Твой бездельник-отец готовит мне лошадь, я отправляюсь в Богарт за учителем для тебя, а ты немедленно ступай к Агате, я только что у нее был. Она не хотела учить тебя, но, сказать по правде, у нее не было выбора, если она хочет продолжать жить среди нас.

Мика, собираясь на свой первый в жизни урок письма, облачился в единственную чистую одежду, которую нашел. Его штаны были сделаны из грубого льна, немного потертые и поношенные, свидетельствующие о многих годах использования. Рубашка из тонкого хлопка имела покоробленное плетение, но была мягкой и приятной, она уже несколько раз была подвержена починкам и латанию. Мика надел пояс из грубой кожи, хотя крепить к нему было решительно нечего, но так он смотрелся солиднее и взрослее. На ногах Мики были старые, но крепкие деревянные сабо.

Почтительно попрощавшись с дедом, Мика вылетел во двор. Солнце уже застенчиво показывало свой краешек далеко над полями. Отец возился с семейной лошадью, когда Мика пробежал мимо него. Останавливаться было нельзя! Грегор мог выйти в любую секунду. Родная деревня, раскинувшаяся у умирающей речушки, была скромной и уютной. Деревянные избы с покосившимися стенами стояли вдоль улочек, образуя маленький лабиринт, который Мика прекрасно знал. По обочинам раскинулись ухоженные цветочные клумбы. Здесь и там стояли деревянные скамейки. Вдалеке слышались голоса детей и гусиный гогот. Деревенская церковь, стоящая на небольшом холме была особенно красива в первых лучах солнца. Ее двери были как-всегда открыты, словно приглашая жителей присоединиться к службе и найти утешение в вере.

Мика пронесся мимо местной лавки, где обычно собирались люди, чтобы пополнить запасы или просто поболтать. Аромат свежей выпечки и местных продуктов проникал из открытой двери. Мальчик был ужасно голодным, а те замечательные дни, когда добрый Григорий кормил его в “Кабаньем рыльце” остались позади. Лавка принадлежала деревенскому старосте Расти, и двое его сыновей-близнецов что-то крикнули пробегающему мимо Мике. Дети старосты были немного старше, и обычно бросали в сына мельника камни, но не сегодня. Это было что-то вроде приветствия. Жизнь и правда уже изменилась.

Дом Агаты, стоящий на опушке леса, отличался своей простотой и загадочностью одновременно. Избушка была построена из грубого дерева, с извилистыми сучьями, выглядящими, как протянутые к небу руки. Ее стены были покрыты лишаем, который придавал им зловещий вид. Крыша была покрыта соломой, но с годами она постепенно побледнела и прохудилась

Проклятая ведьма, порочная гадина — обычно такие слова говорили местные жители про Агату. Мика знал лишь то, что она была монахиней, но решила завести себе ребенка, хотя это категорически воспрещалось в церковных кругах. Сбежала в деревню и за скромные дары стала кем-то вроде писаря. Но презрение к ней с годами не прошло.

Мальчик приблизился к ведьминому жилищу и, собрав остатки смелости, вошел внутрь. Дверь в избушке была низкой и скрипучей. Внутри царил полумрак, разреженный лучами света, проникающими сквозь дыры в худой крыше и старинные окна. В избе была всего одна комната, в отличие от дома Мики, где было 4 довольно больших помещений. В центре комнаты стоял кривой стол, покрытый покрывалом из грубого льна, на котором располагались различные фиалки, свечи, склянки и книги. В углу комнаты тлели угли в маленькой печи. Запах смолы и пряностей наполнял воздух, добавляя месту некоторую таинственность в глазах восьмилетнего мальчика. Прямо перед ним стояла испуганная девочка.

Софья, восьмилетняя девочка, привлекала внимание, прежде всего своими широко посаженными глазами, за что деревенские мальчишки ее прозвали жабой. Тем не менее, ее глаза были большими и красивыми, искрились любопытством и придавали ей особое очарование. Софья была хорошенькой девочкой, с мягкими чертами лица и румянцем на щеках. Ее белокурые волосы были толстыми и излишне пушистыми. Мика долго не мог для себя решить, нравится она ему или нет, в конце концов, он решил оставить этот вопрос для Мики из будущего.

Одежда Софьи была довольно бедной. Она носила простое платье из серого хлопка без излишних украшений или деталей, которое было изрядно потерто. Одна из пуговиц на платье была потеряна, швы были неумело стянуты слишком толстой нитью. Она старалась держать одежду в чистоте, но пятна и потертости были неизбежны. Общаться с этой неблагополучной девочкой было строго запрещено, словно это она была виновата в своей нелегкой судьбе.

— Я к Агате, — довольно грубо сказал Мика, и с ужасом услышал в своем голосе презрение.

— Не обижай мои Софушку, — раздался скрипучий голос Агаты сзади. Ведьма тростью отодвинула мальчика, вошла в избу и рухнула на скамью. — Здесь ты у меня в гостях, мальчик. И если тебе хватит ума не вести себя как твой дурак-дед, ты сможешь хоть чему-то научиться.

— Извините, — покорно ответил Мика.

— Твой дед мне много чего обещал, чтобы я сделала из тебя кого-то похожего на человека, но скажу сразу, ума я тебе не добавлю, — Женщина улыбнулась. Она была вовсе не старухой, но зубов отчего-то изрядно не хватало.

— Я не дурак! — встал на защиту своей чести Мика. — Сам Тиберий Мерквуд по прозвищу Звёздный оставил