тот ли, что мы должны стать более бдительными, чтобы не отупеть от физического и умственного бездействия»[4].

Животные лучше всего подходили для нравоучительных целей по двум причинам. Первая – это естественное родство человека и животного, которое люди ощущали с самых древних времен. Вторая причина – это подчиненное положение животного по отношению к человеку, ведь только человек был создан по образу и подобию Господа. В то же время Господь наделил животных сознанием, а значит, они должны обладать и свободой воли, следовательно, вопросы морали для них не чужды. Однако эта, казалось бы, простая логика иногда серьезно смущала средневековых мыслителей.

Апостол Павел в своем Послании к Римлянам писал о том, что животные, как и люди, живут в ожидании конца нынешнего мира и надеются на Спасение (Рим. 8:19–22).

Эти слова не раз вводили в замешательство средневековых теологов, предметом обсуждений которых нередко становились вопросы: действительно ли спасутся все животные? И можно ли считать абсолютно всех животных детьми Господа? Вероятно, самые сильные сомнения возникали насчет мерзких тварей бестиария. Ученые мужи Средневековья всерьез спорили: воскреснут ли животные после смерти, нужно ли им поститься, можно ли им трудиться по воскресеньям и – немаловажно – несут ли они моральную ответственность за свои поступки? Иногда это выливалось в очень неприятные истории, вроде той, что произошла со свиньей из Фалеза.

В 1386 году в нормандском городке Фалезе свинью переодели в человеческие одежды и, привязав к кобыле, проволокли по улицам города до места, где для нее был приготовлен эшафот.

Там на глазах у жителей города, а также на глазах других свиней (!) палач изуродовал бедное животное, порезав ему рыло и наживую срезав мясо с ляжек.

Экзекуция закончилась тем, что свинью подвесили за задние лапы и оставили в таком положении умирать, предварительно надев на нее маску с чертами человеческого лица. После этого уже безжизненную тушу проволокли по улицам, привязав к лошади, а затем сожгли. Причиной такой изощренной казни стало убийство свиньей младенца. И самое интересное, что в память об этой душераздирающей казни даже было создано настенное панно в местной церкви Святой Троицы[5].

Существовавшая двойственность отношения к животным превратила их в удобный инструмент для назидания. Еще один яркий пример – гиена. Согласно бестиарию, гиена обитает в могилах и питается телами мертвецов. Она способна по собственному желанию сменить пол, становясь то самцом, то самкой. В Абердинском бестиарии говорится, что позвоночник у гиены жесткий, цельный и она не может повернуться иначе, чем вокруг своей оси. Эти характерные черты зверя как раз и отражены на миниатюре, происходящей из этой рукописи: художник прочертил хребет гиены от макушки до кончика хвоста с помощью длинной линии с острыми отростками по бокам. Он также выделил гениталии животного, желая отразить его способность к половым метаморфозам. Пугающе выглядят и огромные острые клыки, вонзающиеся в человеческую плоть. Так в чем же заключается символический смысл этого животного? Переменчивость природы гиены стала символом обращения человека от праведности к пороку: «Те из нас, кто раб роскоши и жадности, подобны этому животному», – заключает анонимный автор бестиария.

Гиена пожирает труп человека.

Иллюстрация из Абердинского бестиария, начало XIII в. (библиотека Абердинского университета, Шотландия,

Univ Lib. MS 24, f. 11v).

Совокупление и роды гадюки

(Бестиарий, Британская библиотека, MS Harley 4751, fol. 60r).

Кон. XII – начало XIII в.

Еще один интересный пример символической интерпретации животного являет собой гадюка. Чаще всего ее изображают на миниатюрах бестиариев в драматический момент родов, когда детеныши, находящиеся внутри матери, прогрызают ей чрево и выходят наружу. Убежденность в том, что гадюки рожают именно таким образом, уходит корнями в Античность. По сведениям бестиариев, зачатие также происходит своеобразно: самец гадюки помещает голову в рот самки и извергает туда свое семя, отчего она беременеет. Но в процессе совокупления самка гадюки испытывает настолько сильный порыв похоти, что откусывает голову своего «супруга». В итоге погибают оба родителя: самец – во время совокупления, самка – при родах.

В Абердинском бестиарии дается очень развернутая символическая интерпретация гадюки: сказано, что это самое мерзкое из всех существ и самая хитрая из всех змей. При желании совокупиться гадюка отправляется на поиски партнера на берег водоема, привлекая к себе внимание шипением. На ее призывы с легкостью откликается минога (водное позвоночное животное со змеевидным телом): «Когда ее приглашают, она не остается равнодушной и обнимает склизкую змею с искренней привязанностью». Далее идут весьма пространные рассуждения о склонности женщин к прелюбодеянию, частым сменам партнера и измене супругу. Противоестественный союз миноги и гадюки становится символом такой измены: «Жадные объятия миноги и гадюки говорят о том, что это происходит не по закону вида, а от жара похоти». Упор делается и на том, что именно женщина стала причиной первородного греха: «Ева обманула Адама, а не он ее». Далее в бестиарии помещен призыв к женщинам быть более смиренными по отношению к своим мужьям, но также присутствует и наставление мужчинам: «Не ищите, о, мужчины, чужой постели, не замышляйте другой связи. Поймите, о мужи, что тот, кто пытается соблазнить чужую жену, должен быть сравним с той змеей, с которой он ищет отношений. Пусть он поспешит к гадюке, которая заползает в его лоно не честным путем истины, а склизким путем непостоянной любви. Прелюбодеяние – серьезный грех, он наносит вред природе. Вначале Бог создал два существа, Адама и Еву, то есть мужа и жену; и создал женщину из мужчины, то есть из ребра Адама; и повелел им обоим существовать в одном теле и жить одним духом»[6].

Сведения о повадках животных Средневековье практически полностью заимствовало у Античности, черпая их из «Истории животных», написанной Аристотелем, сочинений Геродота, Плиния Старшего, Солина, Элиана, древних трактатов по медицине, астрологии и даже из анекдотов и басен античных писателей. А вот традиция символического истолкования каждой твари зародилась уже в период активного распространения христианства, когда, вероятно, появились первые физиологи – природоведческие сочинения, в которых повадки и внешний вид животных трактовались через призму христианской морали[7]. Физиологи состояли из отдельных небольших глав, описывающих животных, птиц, насекомых, а также нередко содержали сведения о минералах и растениях. Первые физиологи были составлены на греческом языке, вероятно, в Александрии между II и IV веками нашей эры и затем были переведены на латинский, а позднее – на многочисленные национальные языки. Эти