— Пользуйся новой жизнью сам, лейтенант, — возразил Кэнби. — Все, что кусает этих гнилых политиканишек, для меня уже награда.

Он взглянул на часы.

— До гиперпоезда на Бомбей осталось меньше получаса. Ныряй в проулок и одевайся. Затем мы вместе дойдем до станции. Так будет проще…

К полудню Кэнби собирался быть дома. С тем, что у него осталось, он мог скромненько протянуть до следующей пенсии, если не налегать на еду и отложить выплату квартплаты до следующего месяца. Храбро подставив лицо пронзительному ветру, Кэнби сел на один из паромчиков, ожидавших возле древних развалин огромного моста, и улыбнулся. Хотя ему придется немного поголодать, все в Легионе время от времени чем-то жертвовали, когда товарищ-ветеран попадал в беду. Это стоило затраченных усилий и риска хотя бы ради того, чтобы насолить правительству.

Белгрейвский сектор

Лондон

Земля

В тот же самый день в Лондонском Белгрейвском секторе, как раз за Белгрейв-Сквер, Садир, Первый граф Ренальдо, носился по спальне на третьем этаже своего элегантного особняка, извергая проклятия в адрес двух дворецких и лакея, которые поспешно ретировались из комнаты. По невнимательности Гертруда, помощница дворецкого, уронила одну из любимых запонок Ренальдо. Та закатилась за «подлинную» старинную заслонку от горячего воздуха и упала в трубу, происхождение которой уже затерялось с годами.

— Вон, сволочи, идиоты! — вопил граф. — И не показывайтесь, пока не заработают ваши убогие мозги!

Тяжело дыша скорее от гнева, чем от бега, он плюхнулся в кресло, свирепо глядя в пустой дверной проем. «Низкие твари, — мрачно думал граф. Теперь все так. Прислуге просто нельзя доверять!.. Разумеется, сегодня вообще никому нельзя доверять». Он капризно посмотрел на свое отражение в богато украшенном зеркале — ну и денек! Целую неделю ждать благотворительного приема в Галерее Барбикан, чтобы надеть новый елизаветинский костюм — и на тебе…

Граф был облачен в красновато-коричневые атласные бриджи длиной до колена (специально скроенные с учетом его полноты), желтые шелковые чулки с украшенными белым кружевом подвязками, белую нижнюю рубаху и пышный кружевной воротник. На манекене рядом с зеркалом висел расшитый золотом изумрудный камзол — как положено, с буфами и разрезами. На инкрустированном ночном столике стояла украшенная перьями высокая бобровая шапка, а рядом с нею — пара широких сапог из мягкой черной кожи с пряжками и шпорами. Широкий круглый плащ «а-ля три мушкетера» беспорядочной кучей валялся там, где его в спешке уронил один из лакеев.

Со стоном Ренальдо вытащил свое тело из кресла: корсет, который он носил, чтобы убрать огромный живот и приподнять обычно впалую грудь, порой причинял большие неудобства. Теперь же, когда бестолковые слуги исчезли, приходилось завершать туалет самому — довольно трудная задача, учитывая сложное историческое одеяние, к которому часто прибегало дворянство Имперской Земли.

Как высокородный отец, а до него — дед, Ренальдо был маленького менее двух метров — роста. Он обладал коротенькими толстыми пальцами, выступающим животом и тонкими ножками. Посещая лондонский университет, Ренальдо занимался спортом, но жизнь в роскоши и страсть к хорошей кухне превратили когда-то многообещающего атлета в тучную краснолицую развалину, когда графу не исполнилось еще и тридцати. Теперь, в возрасте пятидесяти восьми лет, половину из которых он в той или иной форме употреблял табак, у Ренальдо заметно испортились зубы. Его лицо — круглое и белое, словно сырой пирог с мясом — испещрили следы многочисленных венерических заболеваний, коими Ренальдо неоднократно страдал в молодости. Щеки покрывала сеть крошечных синих капилляров, что говорило о чрезмерном увлечении графа многими вещами.

Лишь в его маленьких, близко посаженных глазках — недоверчивых и неизменно алчных — отражалась какая-то жизнь.

Ренальдо оглядел комнату, недовольный даже великолепной обстановкой семнадцатого века. Потолок украшала роскошная роспись в стиле сверхнатурализма кисти Верри, запечатлевшего английскую королеву Анну в аллегорическом образе Справедливости в окружении Нептуна, Британии, Изобилия и Мира. На стенах висели пять из шести гобеленов на тему Битвы при Соулбей, изготовленные семейством Пойнтц в Мортлейке и Хаттен-Гардене в тысяча шестьсот восьмидесятые годы. Впечатляющий мраморный камин работы Джеймса Носта (первоначально задуманный для спальных покоев Георга I) сверкал топографическими изображениями горящего угля. Напротив стояла огромная кровать под балдахином, предназначавшаяся для королевы Шарлотты, супруги Георга III. Постель все еще оставалась незаправленной: почти все утро и несколько послеполуденных часов граф «развлекался» со специально принятыми для этого в штат особняка людьми.

Проковыляв к ночному столику, Ренальдо со стоном — «Чертов корсет!» наклонился за сапогами и направился обратно к креслу. Раздался еще один горестный стон. Усевшись, граф расставил сапоги по обе стороны от себя и с пыхтением взялся за работу, подумывая, нельзя ли хоть ненадолго освободиться от корсета. Разумеется, делать этого было нельзя. Без корсета Ренальдо ни за что не застегнул бы слишком тесные бриджи, за которые проклятый портной Бартоломью так дорого затребовал.

Выдохнув, граф покачался из стороны в сторону, взял кончиками пальцев правый сапог и поднес к ноге. Впереди ожидало самое трудное. С огромным усилием Ренальдо схватил голенище сапога обеими руками и начал через силу поднимать правую ногу — при этом корсет беспощадно впивался графу в грудь. Однако нога поднялась, недостаточно высоко. От недостатка кислорода закружилась голова. Ренальдо попытался достать до пальцев, наклонив сапог. Но едва граф почувствовал, что нога скользнула в голенище, пришло время сделать вдох — и все испортить. Ренальдо безжизненно распростерся в кресле, едва переводя дух.

Перед глазами графа замелькали звездочки. Он выругал дворецкого за неуклюжесть и за ужасные обстоятельства, в которых оказался. Какое скотство! Он платил этим тупорылым за то, чтобы работали, и, ей-богу, заставит их работать.

— Миссис Тимптон… Гертруда! — прогремел голос Ренальдо. — Сюда! Скорее!

Из-за угла с опаской выглянуло лицо женщины не первой молодости.

— Да, вы, миссис Тимптон, — подтвердил Ренальдо. — Вы и юная Гертруда. Заходите. Быстро.

— Вы не накажете нас, хозяин? — спросила Тимптон.

— Я этого не говорил, — проворчал Ренальдо. — Моя запонка все-таки пропала.

Тимптон спряталась за дверью.

— Черт вас обеих побери! Заходите, я сказал! Сейчас же — или лишитесь работы. Вы обе знаете, как сидеть на пособии.

Он усмехнулся. С ними только так и надо: никто не хочет быть «свободным гражданином».

Женщины неуверенно двинулись в спальню, опустив головы и глядя в пол. Обе были одинаково одеты в длинные красные жакеты, украшенные золотой тесьмой, белые атласные бриджи, белые чулки и черные домашние туфли с крупными медными пряжками. Гертруда Кресс, тощий подросток с глазами испуганной лани, Ренальдо почти не интересовала. Таких, как она, граф мог нанять для собственного удовольствия сколько угодно. Дороти Тимптон, напротив, представляла собой красивую статную женщину лет сорока пяти с длинными волосами цвета соломы, высоким бюстом и миловидным лицом. Многие годы Ренальдо относился к ней так же, как к хорошо знакомой или удобной мебели. Как к прислуге, а не как к женщине — штатные шлюхи нанимались совсем по-другому. Впрочем, при ближайшем рассмотрении она оказалась совсем ничего…