– Черт ее знает. Наверно, тетка – судя по имени.

– А может, дядька? – вдруг сказал парень рядом со мной. – А косит под тетку. У меня приятель пишет женские романы и посылает их в разные редакции под именем Шэрон Джонс. Но до Диляры Тасбулатовой фиг додумаешься: наверно, это все-таки настоящее имя.

Тетка говорит:

– Для настоящего это имя тоже какое-то дикое, особенно фамилия. А вот имя я такое даже слышала – у нас в парикмахерской была уборщица Диляра.

– Не Тасбулатова? – спросила я.

– Не-а. Алиева, кажется.

– Может, это ваша уборщица и написала эти книги? – спросил парень.

– Не исключено. Она вообще была какая-то странная. Потом уволилась.

– Точно она, – сказала я. – Она для того и уволилась, чтобы писать. Там, кстати, много про уборщиц всяких и консьержек. Про алкашей тоже есть.

– Фи! – сказала тетка. – И зачем такое читать?

– А вы про что любите читать? – спросила я.

– Про любовь, – убежденно сказала тетка.

– А я – фэнтези, – сказал парень. – А вы – про алкашей и уборщиц? – обратился он ко мне.

– Исключительно. Про любовь мне неинтересно.

Тут тетка завопила, что проехала свою остановку, и вышла.

Парень покосился на меня и сказал:

– Я вот тоже про любовь не люблю. Скучно.

И тоже вышел.

Продавщицы в магазине попросили мою книжку.

Я говорю:

– Боюсь вам давать. Зайдет Бабыра или Люба, вы им покажете, и они обидятся.

Продавщица Нэля говорит:

– А они тут при чем?

– Так книжка-то про них!

Нэля (разочарованно):

– А я думала, про знаменитостей – вы же вращаетесь.

– Из знаменитостей там только Колян, – сказала я.

Нэля сказала мягко:

– Ну он же только у нас тут знаменит, на раёне? Пару домов его знают?

– Нэль, ну не пьет так Анджелина Джоли, что я могу поделать?

Нэля (с загоревшимися глазами):

– Вы и с ней знакомы?

– Она мне кивнула как-то, идя по Красной лестнице в Каннах. Но мама говорит, что это она не мне кивнула, а всем.

Нэля вдруг (как-то даже с вызовом и с обидой за меня):

– Конечно, вам кивнула! Вы же, наверно, известный журналист плюс писатель. Почему бы ей вам не кивнуть?

Пошла намедни на Non-fiction, ежегодную книжную ярмарку. Но платить-то неохота за вход: я туда часто наведывалась, чуть ли не каждый день.

Ну, я тогда писклявым голосом говорю охраннику:

– Я писатель, дяденька, я писатель, дяденька. Дяденька, пропустите писателя.

А дяденька, не будь дурак, говорит:

– А чем докажешь?

Я вынимаю свою книжку и продолжаю пищать:

– Вот книжка моя, вот книжка моя, я писатель, дяденька, пропустите, дяденька…

А он мне:

– А почем я знаю, что это твоя?

Тогда я прикладываю фото на книжке к своей физиономии (сильно помятой после вечеринки накануне):

– Вот она я!

– Эт не ты! – говорит охранник. – Тут симпатичная, а ты не… (он запнулся) не такая!

– Я с похмелья, дяденька, я с похмелья, дяденька, – опять запричитала я.

Тут он говорит:

– А книга про че? Кулинарная?

– Про напитки книга.

– Как водку, штоле, трескать? Так это и без тебя известно!

– Не, я по науке трескаю.

– Поэтому на свою же фотку до полдня непохожа?

Однако пропустил – добрый оказался дяденька.

На этой же книжной ярмарке встретила знакомого кинопродюсера.

Он мне и говорит:

– Покажи, че купила.

Я открываю сумку, а там моя книжка.

– Вот бы не подумал, – говорит он.

– Что я алфавит знаю? Выучила, пока мы не виделись: мы же лет пять не виделись? Достаточно, чтобы алфавит выучить. Хотя, конечно, сложно было – пять лет не срок. Теперь вот учусь им пользоваться.

Он мне в тон:

– Через пять лет Букера получишь: к тому времени будут давать за знание алфавита.

– К тому времени будут Нобелевскую за это давать. Ты, главное, не забудь алфавит-то.

– Мне-то он зачем? – говорит продюсер. – Я же деньги достаю, мне алфавит необязательно. А ты книжку написала про то, как алфавит не забыть?

– Типа того.

– Ну, давай я у тебя ее даже куплю.

– Сможешь деньги пересчитать? Не забыл, как это делается?

– Ты мне поможешь: потом вместе Нобелевскую получим. То есть ты Нобелевскую, а я Перельмановскую.

Вот так и поговорили.

Зашла в одно кафе: думаю, договорюсь наконец о своем «концерте» (я ведь иногда читаю свои скетчи в кафе).

За полгода до этого я тут была и подарила директрисе свою первую книжку.

Но директрисы на месте не оказалось, зато со мной поговорил гардеробщик: он сидел и читал книгу, а в кафе было всего трое посетителей – какие-то мужчины, которые громко говорили об НДС, и я.

Гардеробщик сказал мне:

– Вы романсы, штоле, поете?

Грузчик, который сидел рядом, мрачно сказал:

– Романсы поют финансы.

– Я иногда тоже пою романсы, – сказала я. – Если, к примеру, выпимши.

– Выпимши нельзя, – сказал грузчик. – У нас директриса строгая.

– Я пою дома в одиночестве. Мама меня за это ругает: говорит, при мне – ладно, пой, черт с тобой, но гостей своих не мучай. Разбегутся.

Гардеробщик, который все время читал толстенную книгу, обернутую в газету, внимательно посмотрел на меня:

– У нас и так мало посетителей, а вы еще хотите, чтобы последние разбежались?

– Ладно, петь не буду, так и быть.