– А что будете делать?

– Читать свои рассказы (я скромно потупилась).

– РАССКАЗЫ? (гардеробщик посмотрел на меня как на сумасшедшую) Да если бы сам Михал Афанасьич ожил, никто бы и его не слушал!

Я сразу догадалась, что именно читал гардеробщик, и спросила его:

– Булгакова читаете?

– О нем, – сухо сказал гардеробщик. – Мариэтты Чудаковой исследование: интересно написано.

– А кто такой Михал Афанасьич? – спросил грузчик.

– Писатель, – хором сказали мы с гардеробщиком.

– Писателя точно слушать не будут, – убежденно сказал грузчик.

Гардеробщик тяжко вздохнул и сказал:

– Культура вапще упала ниже плинтуса. Все пялятся в свои телефоны.

– У меня рассказы о некультурных людях: про таких Чудакова не пишет.

Гардеробщик опять посмотрел на меня с недоумением:

– Вы что, думаете, некультурные люди будут слушать рассказы о себе самих?

– Случается.

Вдруг грузчик говорит:

– Как раз некультурные, типа меня, и будут. А культурные вапще слушать не умеют – только себя и слышат.

Гардеробщик окинул нас обоих высокомерным взглядом.

На следующий день я опять пошла в это кафе и уже застала директрису. В прошлый раз она подумала, что я собираюсь с эстрады читать свои женские излияния или, того хлеще, чужие рассказы, типа Задорнова, и испугалась.

На сей раз директриса была гораздо дружелюбнее:

– Почитала. Смеялась. Делайте здесь свои концерты.

И ушла.

Гардеробщик тоже сменился: этот, в отличие от вчерашнего интеллигента, оказался, хотя и тихоня с виду, сталинистом (я краем уха слышала, как он с кем-то говорил о Сталине с большим пиететом).

Сталинист спросил:

– А что за концерты?

– Отрывки из пьесы о Сталине: «Сталин в ноябре» называется – по типу «Ленин в октябре».

– А почему Сталин – в ноябре, если Ленин – в октябре? – спросил гардеробщик.

– Странный вопрос: у них же вахтенный метод был. Как у вас с вашим напарником.

– А! (сказал гардеробщик бесцветным голосом, не улыбнувшись и не удивившись).

Зато грузчик пришел в восторг.

– Здо́рово! – закричал грузчик. – Приду послушать! Ха-ха-ха – Сталин в ноябре!

Гардеробщик посмотрел на него недоуменно и вдруг говорит:

– Скоро же декабрь – может, тогда «Сталин в декабре»?

Грузчик чуть не умер со смеху.

А я сказала:

– Дельное предложение! Подумаю. Спасибо вам.

Звонит моя подруга Оля и вдруг спрашивает (она любит вот так сразу, без предисловий, о «насущном»):

– Как думаешь, «Лолита» – роман коммерческий? Или отчасти коммерческий?

Я цитирую:

– «Я смотрел на нее, старую, беременную, оскверненную другим» и… ну, там дальше не помню дословно: и в его, извините, душе поднималась любовь.

– Это ты про Гумберта?

– Нет, это мне поклонник написал в чате, Оль.

– Ну ты же не беременная, хотя и старая.

– Он думал, что беременная.

– А ты худей, – совершенно серьезно сказала Оля.

Рассказываю Феликсу Дектору, что один тип, богатый при этом, говорит мне:

– Дай мне две тыщи баксов…

Феликс говорит:

– В мое время мужчины ограничивались первыми двумя словами.

Пошла однажды покупать специи – на ближайший рыночек к знакомому парню-узбеку: у него отличные травы.

Парень молодой, лет эдак двадцати.

Спрашиваю, есть ли травы для шашлыка.

Он вдруг мрачнеет и вкрадчиво спрашивает:

– А под шашлык водку пить будете?

Я говорю:

– Возможно. А что?

Он еще больше мрачнеет:

– Водку сначала, потом… это… драка может быть… И потом… Мне неловко говорить об этом… Вы женщина уже такая… не девочка уже (тактично говорит он), но…

Я, конечно, догадываюсь, о чем он, но делаю вид, что не понимаю.

– Ну и что, что не девочка? Что я могу сделать, выпив, к примеру сказать, водки?

Он, потупившись, говорит:

– Здесь такие женщины… Ну, они водку пьют… Да… Дерутся потом, матерятся… Эт самое… И… (наклоняется ко мне и шепчет):

– Могут даже… эт самое… с мужчинами… эт самое… Пьяные же… не понимают…

Я говорю:

– Нет! Что вы! Это ни-ни… Муж, говорю, следит: мы пьем с девушками только, и при закрытых дверях: муж следит. Он и разливает: по чуть-чуть… Чужие мужчины в это время не допускаются… Всюду, говорю, охрана, всё строго… По шариату не положено…

У него глаза на лоб:

– По шариату вапще женщинам пить нельзя!

И тут я, не моргнув глазом:

– Щас шариат переписали малость: сто грамм в день можно! Но тайно… При муже…

Он немного успокоился, стал мне специи выбирать, какие получше.

Разулыбался и говорит:

– Привет мужу передайте.

У меня в моей первой книжке есть целая глава о Ницше – как он не расстраивался из-за того, что женщины его не очень любили.

– Радовался, наверно (говорит мама). Если такие женщины, как ты, – это даже Ницше не под силу. Борони бог, думал Ницше, – тем более что этот самый бог, по мнению Ницше, взял ни с того ни с сего и умер.

Одна моя подружка закрутила роман.