Думаете он заскучал и не стал находить себе места. Отнюдь. Наоборот. Ему это нравилось. Он пристрастился ходить на кузню. Кузнецом конечно же не стал, но навыки молотобойца вместе с одобрением Перла получил. Жену свою обожал, старался во всем угодить и она отвечала взаимностью, окружив его заботой и уютом.

С тестем отношения можно было назвать дружескими. Старый Елей души не чаял в своем зяте, а когда спустя четыре месяца дочь сообщила, что «тяжелая», расцвел, помолодел лет на десять, и засел дома мастерить колыбель, бегая каждый день к Федограну, советоваться: «Какой орнамент лучше вырезать вот на этой детали? Не будет ли маловата кроватка для будущего богатыря? А если девка родится, то мечи, вырезанные в изголовье, не будут ли выглядеть слишком воинственными?».

Вул пристроился к охотникам, и не вылазил из леса, снабжая весь город свежей дичью. Это не удивительно для оборотня. Жену свою обожал, тестя уважал, а тещу простил.

А вот Любава, никак не могла простить себя за предательство, ходила тенью и готова была помочь каждому в Новгоре, лишь бы загладить вину, и ни как не могла поверить, что давно уже никто не держит на нее зла. Нет, вначале, конечно, кумушки перемыли ей косточки, но сплетни быстро сошли на нет. Прощение – это одно из достоинств этого народа. Даже врага можно понять и принять, сделав другом, лишь бы он осознал содеянное и покаялся.

Бер с молодой женой уехал к родителям в деревню. Время валить лес да рубить дрова. Уже трещат последние морозы перед весенней оттепелью. Стволы проморожены и сок не бежит по ним от корней к кронам. Самое время для заготовки.

Агли удивляет стариков мужа непривычной кухней. Пристрастились они к плову. Это блюдо вообще привело в восторг всех жителей Новгора, благо что Камал, в приданное, привез несколько мешков риса, и пригнал стадо баранов, ну и двухведерный казан в придачу. Только что вот руками народ есть отказался, к неудовольствию степняков, ложками оно сподручнее. Ну да как говорится: «В чужой монастырь, со своим уставом не ходят». Конечно поговорки такой еще не существовало, ввиду отсутствия монастырей, но суть от этого не меняется.

В общем тишина, покой да благодать.

В этот день Федогран ужинал в одиночестве. Ел кашу с маслом да молоком с ледника, холодненьким, запивал. Алинка в спальню ушла. Сослалась на недомогание. Повздорили они. Нет, не ругались. Жена недовольство выразила, что он недостаточно с сапог снег сбил, когда в дом зашел. Луж наделал. Жену не ценит. Вид сделала, что обиделась. Она в последнее время раздражительная стала, и все время болеет.

Елей говорит: «Нормально это. Его женка, так же себя вела, когда Алинкой тяжелая была. А уж как до отхожего места бегала вдругорядь… Все тошно ей было… Перетерпеть надо. Пройдет это. Дитя видать бунтует. Еще-бы. Новая жизнь, пусть света белого еще не видит, а только тьму в мамкином пузе, но характер уже имеет. В его породу, в Елеевскую пошел будущий богатырь, у них все своенравные». - И смеется гордо подбородок подняв. Федогран кивает, но не согласен, у него тоже предки не сахар, есть кого вспомнить и нос задрать.

Сидит парень, вспоминает, и тут дверь приоткрылась окутавшись ворвавшимся облаком морозного пара.

- Не помешаю. – Вул вошел, как-то непривычно для него, смущенно. Федогран встал на встречу и обнял друга.

- Что за глупость, брат. С каких это пор ты мне помехой стал? Заходи, поснедаем вместе. Алинка чудную кашу приготовила, рассыпчатую, поужинаем да поговорим.

- Спасибо, не откажусь. – Достал ложку из-за голенища оборотень. Федогран поставил перед ним глиняную миску, наполненную до краев пшенной кашей, и положил сверху кусок сливочного масла, который тут же, желтой слезой начал таять и впитываться в парящую крупу.

- Ты извини, что я сам управляюсь. Нездоровится жене, прилегла она.

- Все понимаю. Нет тут обид. Но я к тебе по делу. Ты Девану помнишь?

- Как я дочь Перуна забыть могу. Храню ее подарок. С собой ношу. – Кивнул Федогран.

- Виденье мне от нее было. Она просила лес от волков избавить. Я сначала не поверил. Она–же покровительница их, да нас оборотней, а тут такая просьба. Но на вторую ночь сон повторился, а на утро, на столе клок шерсти. Нет сомнений. Точно просит уничтожить серых, только вот почему они в такую немилость впали, мне непонятно. Поможешь с охотой?

- Что за вопрос? Конечно помогу. Когда едем?

- Так завтра собрался. Я распоряжусь тогда, твоего Чепрака оседлают к зорьке. Жаль коня крылатого с нами нет. Сверху сподручнее было бы выследить стаю.

- Да… - Вздохнул Федогран и его глаза затуманились воспоминаниями:

«- Жаль мне с тобой расставаться, батыр. Прикипел я. В душу ты мне запал отвагой, сердцем добрым к чужой беде отзывчивым, да справедливостью. Но я и так задержался в помощниках. У меня ведь то же дом есть и жена с жеребятами. Как они там? Соскучился. Пора мне. – Туплар склонил голову и уткнулся в плече парня. – Старухе, той страшной, благодарность передай. С того света меня вытащила. Если бы не она, осиротели бы детки.

- Я все слышу. Сам ты старуха страшная, а не коняга крылатая. – Огрызнулась беззлобно стоящая рядом Ягира. – А если уж по правде, то не меня, а Морену благодарить надо. Это она своих Навий придержала, не дала из тебя нити жизни в клубок вымотать, да в зелье мое силы своей добавила. Так что ей требы неси. – И вдруг рассмеялась. – Вот скажи мне, какой такой ваш бог, додумался тебе стрекозиные крылья к спине прилепить? Я как первый раз увидела, со смеху едва покровительнице своей душу не отдала. Это же надо так над животиной поиздеваться.

- Ничего они не стрекозиные, они больше на крылья ястреба похожи. – Обиделся Туплар.

- Хрен редьки не слаще. – Продолжила издеваться над конем бабка. – Крылья они и есть крылья, и коню не надобны. Ваше дело по земле скакать, а не по облакам шляться.

- Ты на нее внимание не обращай, друг, она над всеми кого любит, издевается. – Вмешался в зарождающийся спор смеющийся Федогран. - Понравился ты ей. Видел бы как она над твоим телом бездыханным хлопотала. Как курица над яйцом квохтала, молитвы Морене