— Ассалам алейкум, — поздоровался юноша. Она повернулась, и бусины из черного янтаря, окаймляющие ее никаб, нежно стукнулись одна с другой, производя довольно приятный звук. Огромные черные глаза уставились на вошедшего.

— Прости меня, — прошептала она.

Он одолел небольшой зал в три размашистых шага и взял ее ладонь, закрытую перчаткой. Малаец возился с чем-то возле умывальника в другом конце чайной, низко опустив голову. Алиф подозревал, что Интисар дала ему деньги за молчание.

— Ради Бога, — начал он, с трудом переводя дыхание от быстрого бега, — что случилось?!

Она опустила глаза. Алиф провел пальцем по ее ладони в сатине и почувствовал, как девушка задрожала. Ему захотелось сорвать с нее никаб и прочитать все по ее лицу, непроницаемому и непонятному из-за черного крепа. Он до сих пор помнил аромат ее кожи. Правда, с тех пор прошло не так много времени. Но одна мысль о том, что их разделяет эта ткань, была для Алифа невыносимой.

— Я ничего не могла поделать, — пояснила девушка. — Все устроили без меня. Я пыталась, Алиф, клянусь, я пыталась сделать все возможное. Я говорила отцу, что сначала хочу окончить университет, а потом путешествовать. Но он смотрел на меня, как на сумасшедшую. Это его приятель, и отказать ему было бы равносильно оскорблению…

Алиф затаил дыхание. Он взял ее за руку и начал снимать перчатку, не обращая внимания на ее легкое сопротивление. Через несколько секунд он уже смотрел на ее белоснежные пальцы. На одном из них сияло кольцо, свидетельствующее о помолвке. Сейчас оно казалось Алифу тяжелым камнем, брошенным жестокой рукой на мягкую почву. Он чуть не задохнулся от возмущения и неожиданности.

— Нет, — замотал головой юноша. — Нет, ты не можешь так поступить. И он тоже не может. Мы сбежим отсюда… Мы уедем в Турцию. И для того чтобы пожениться там, нам не потребуется согласие твоего отца. Интисар, послушай…

Но она тоже упрямо замотала головой:

— Мой отец все равно найдет способ, чтобы уничтожить тебя.

К своему ужасу, Алиф вдруг почувствовал, как на его глаза наворачиваются слезы.

— Нет, ты не можешь выйти за него замуж, — прохрипел он. — Ты моя супруга в глазах Господа Бога и уже не можешь принадлежать никому больше.

Интисар горько рассмеялась:

— Мы просто подписали какую-то бумажку, которую ты распечатал на своем компьютере, — напомнила она. — Это была детская забава, шалость. Ни одно государство не признает ее как документ.

— Шейх признает. И религия признает тоже!

Малаец зашевелился, шаркая ногами. Ничего не говоря, Интисар увлекла Алифа в маленькое подсобное помещение в дальнем углу зала и закрыла за ними дверь.

— Не кричи, — зашипела она. — Ты нарываешься на скандал.

— Он уже начался.

— Хватит! Не надо все превращать в трагедию.

— А ты не веди себя со мной так снисходительно. — Алиф гордо вскинул подбородок. — Кстати, сколько ты заплатила этому малайцу? По-моему, он во всем готов услужить тебе.

— Прекрати. — Интисар приподняла ткань своего никаба. — Я не собираюсь сражаться с тобой. — Одна непослушная прядь волос прилипла к ее щеке, и Алиф осторожно поправил ее, прежде чем нагнулся и поцеловал девушку. Он наслаждался вкусом ее губ, ее зубов и языка. Наконец она отпрянула прочь. — Слишком поздно, — сообщила Интисар.

— Ничего подобного. Я буду защищать тебя. Пойдем со мной, и я всегда и везде стану защищать тебя.

Ее губы чуть дрогнули.

— Ты еще совсем мальчишка, — негромко произнесла она. — Но это уже не игра. Мы можем обидеть человека.

Алиф изо всех сил ударил кулаком по стене, и Интисар пронзительно вскрикнула. В течение бесконечной секунды они смотрели друг на друга. Снаружи малаец начал сам колотить по закрытой двери.

— Как его зовут? Скажи мне, — потребовал Алиф.

— Нет, не скажу.

— Мать твою!.. Как его зовут?!

Интисар побледнела.

— Аббас, — наконец сдалась она. — Аббас аль-Шахаб.

— То есть Аббас Метеор? Какое глупое имя. Я убью его. Он будет пронзен мечом, который я сделаю сам из его собственных костей…

— Ты говоришь, как какой-то герой из комиксов. Ты даже сам не понимаешь, что говоришь. — Она прошла мимо него и открыла дверь кладовки. Малаец начал что-то лепетать на непонятном диалекте. Не обращая на него внимания, Алиф последовал за девушкой в зал чайной. Интисар расплакалась.

— Иди домой, Алиф, — дрожащим голосом произнесла она, закрывая лицо никабом. — И сделай так, чтобы я больше никогда не видела твоего имени. Пожалуйста, ради Бога, сделай это. Я… Я этого больше не выдержу.

У юноши заплетались ноги, он наткнулся на ножку стула и чуть не потерял равновесие. В тот же миг Интисар исчезла в сумерках наступающего вечера, как черное неясное знамение в темнеющем воздухе.

В глубине шкафа у Алифа хранилась заветная коробка. Он прятал ее за кипой зимнего белья, которое выгладила и аккуратно сложила для юноши служанка еще весной. Отодвинув свитеры и шерстяные штаны, Алиф извлек коробку из недр шкафа и водрузил на кровать. В горле у него встал комок, но молодой человек никуда не торопился. Он терпеливо выжидал. Горло снова неприятно сдавило. Но плакать он не мог, иначе женщины насядут на него и забросают своими бесконечными вопросами. Алиф давно занимался управлением своим собственным телом. Когда он понял, что ему удалось справиться с собой, он осторожно приподнял крышку коробки. Внутри лежала сложенная в несколько раз ситцевая простыня. Развернув ее наполовину, он увидел небольшое пятнышко. Теперь оно стало бурым и совсем не напоминало кровь, а по форме походило на индийский субконтинент.

Пятно образовалось в один из дней той самой недели, когда мама Алифа сопровождала его отца в одной из его бесчисленных командировок. Алиф уговорил служанку навестить ее родителей, которые жили в соседнем эмирате, пока его собственные отсутствовали в доме. При этом он убедил ее в том, что прекрасно справится с хозяйством сам. Служанка отнеслась к его доводам скептически, но ее понадобилось чуть-чуть подтолкнуть, и она все же согласилась на время уехать в родной дом. Алиф передал Интисар ключи от ворот во двор и предупредил ее, чтобы она оделась попроще. Если соседи заприметят ее, то примут за Дину. Когда она приехала в первый же вечер, Алиф, не говоря ни слова, сразу же приподнял ткань ее никаба. Его сразило ее прекрасное лицо, которое он представлял себе много раз в течение нескольких месяцев и долго фантазировал на данную тему. В ту же секунду он позабыл обо всех ливанских поп-звездах и египетских актрисах. Конечно, у нее должно было быть именно такое лицо, и никакое другое. Эта ямочка на подбородке, то появляющаяся, то вдруг исчезающая, эти губы, может быть, даже чересчур пухлые, эти изящные изогнутые брови. Алиф и прежде подозревал, что эта женщина удивительно красива, ведь она разговаривала именно так, как это умеют только прекрасные женщины. Но даже он не был готов увидеть такую ослепительную красавицу.