Она была уверена, что и он чувствует то же самое. И доказательство тому – набухший твердый ком, который давил ей на низ живота. У обоих вырвался стон. Он с такой силой прижался ртом к ее губам, что ей стало больно.

– Дарио… – сдавленно вырвалось у нее. Она уже не соображала, где находится, когда его язык скользил у нее по губам. Она боялась, что он отстранится, и повисла на нем.

Лифт легонько подпрыгнул и остановился, дверцы раскрылись.

– Мы приехали.

Ему удалось вытащить ключи из кармана и отпереть дверь, не отпуская при этом Элис – он даже не разжал ладонь, сжимавшую ей руку, не убрал руку с ее талии.

Несмотря на темноту, было понятно, что комната огромная, хотя свет падал лишь из соседних зданий и уличных ламп. В окне поблескивала серебряная лента реки, воздушной паутиной поднимался голубой круг «Лондонского глаза»[1].

Элис едва успела привыкнуть к полутьме и окинуть взглядом комнату, как Дарио не глядя скинул пиджак и хриплым голосом произнес:

– Идите сюда. Я ждал… ждал этого, как только увидел вас.

Его руки с такой силой сомкнулись у нее на плечах, что ей стало больно. Но это не важно. Важно другое – страстность, с которой он припал к ее губам, тот напор, который она ощутила грудью. Жар, исходивший от него, поглощал ее, заполнял тело.

Удивительно, как они оба не загорелись от возбуждения и не превратились в пламя.

– Я… я… да…

Это все, что она смогла произнести, прежде чем его губы зажали ей рот. Туфли упали у нее с ног, когда он поднял ее, донес до массивного дивана и поставил на мягкий ковер. Правой рукой он нащупал молнию у нее на спине, быстро и умело потянул вниз. Избавиться от сковывающей одежды было все равно что выпустить на свободу свои чувства. Грудь у Элис напряглась, натянув тонкое кружево и шелк бюстгальтера, словно требовала внимания этих сильных рук с грубыми ладонями. Она застонала, когда он провел крепкими пальцами вниз по ее телу, и изогнулась, чтобы лучше ощутить его прикосновения.

И вот она уже лежит на диване, гладкая кожаная обивка холодит ей спину. Дарио опустился на нее, обдав жаром и придавив своим весом. Длинной ногой, обтянутой брючиной, он развел ей ноги. Она почувствовала животом его твердый член. Глубоко внутри лона запульсировало.

– Дарио…

Она тянулась к его рукам, хотела, чтобы он касался ее в тех местах, которые так отчаянно требовали этого. Но она хотела и другого: самой дотронуться до него, впитать жар его кожи, вкус его губ.

– Я хочу…

Но ее путаные слова и мысли остановились от неожиданного грохота. Кто-то колотил в дверь кулаком с такой силой, что деревянная панель была готова разлететься в щепки.

Дарио замер, вскинул голову, повернулся к двери и прислушался.

– Кто это? – прошептала Элис, но он положил ей палец на губы, чтобы она молчала.

Запах его кожи щекотал ноздри. Все, что ей нужно сделать, – это открыть рот и попробовать этот запах языком до того, как кто-то вторгнется в пышущий жаром их мир и разрушит его.

– Оливеро! – Выкрик сопровождался страшным стуком. – Открой дверь, черт бы тебя побрал! Сейчас же открой!

Глаза Дарио переместились с лица Элис на дверь.

– Открой дверь, ублюдок! Я знаю, что ты там… и Элис с тобой.

– Нет! – непроизвольно вырвалось у Элис. Она узнала этот голос, даже приглушенный дверью, и пришла в ужас.

– Оливеро, трус несчастный, не прячься!

– Дарио… Нет!

Возглас Элис потонул в новом каскаде ударов по двери. Она протянула к Дарио руку, но он уже отпрянул от нее и вскочил.

Не обеспокоившись тем, чтобы пригладить взъерошенные волосы и поправить смятую одежду, он подлетел к двери, одним махом повернул ручку и распахнул дверь:

– Ну?

У Элис холодные мурашки пробежали по коже, по позвоночнику. С дивана ей были видны дверь и мужчина, стоящий в проеме. Она не могла не узнать светлые волосы, искаженное красное лицо, горящие бешенством голубые глаза. Незваный гость был Маркусом Кавано.

Но что он здесь делает? И как сюда попал?

Он видел, как они уходили из отеля, как вместе уехали. Она ведь сквозь залитое дождем машинное окно заметила, что он пристально смотрит им вслед. Но как он узнал, где их найти? У него не было времени, чтобы быстро поймать такси и проследовать за ними в дом, где живет Дарио. Как же все-таки он узнал, что надо ехать прямо сюда, чтобы их поймать?

– Элис…

Маркус перевел взгляд на нее. Она неловко поднялась с дивана. Да, она хотела от него отвязаться, но не таким образом…

– Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

– По-моему, это очевидно.

Выносить полный ярости взгляд Маркуса было ужасно, но намного ужаснее этот насмешливый тон Дарио, когда он ему ответил. Кошмар и позор. Именно так она и выглядела: распростертая на диване, спутанные волосы, ноги раскинуты, а одежда…

С горящими щеками Элис потянула вниз подол, а лиф платья – наверх, отчаянно пытаясь привести себя хоть в какое-то подобие порядка. Руки так сильно тряслись, что она не могла дотянуться до молнии. Она умоляюще посмотрела на Дарио, чтобы он ей помог, но в ответ получила лишь пустой взгляд. Либо он не понял, либо…

Сердце екнуло, желудок сжался от прилива тошноты. Возможно ли, чтобы Дарио, видя, в каком она состоянии, не хотел ей помочь? Похоже на это. Он почти не смотрит на нее, сосредоточив все внимание на своем сопернике.

– Я… Это не то, что ты думаешь, Маркус… – запинаясь, произнесла она и замолкла, видя, что Дарио повернулся к ней и бросил на нее мрачный и презрительный взгляд, словно не в силах поверить, что она могла сказать такую глупость. Да и она сама тоже не могла этому поверить. Объяснение этой сцены могло быть только одно.

– И что, черт побери, я еще могу подумать? – рявкнул Маркус. – Если только ты не станешь утверждать, что он проявил насилие?

– Я… Он… Нет, я не утверждаю, что…

Господи, да как у нее вообще язык поворачивается что-либо сказать? Но почему Дарио молчит? Почему ничего не скажет, чтобы снять нависшее напряжение? Но после того едкого замечания и холодного презрительного взгляда он застыл там где стоял, скрестив руки на широкой груди, и, сдвинув брови, молча наблюдал развернувшийся перед ним спектакль.

– Уж кто-кто, а он не растеряется, – заявил Маркус. – Его репутация известна.

– Репутация? – Элис была потрясена. Маркус, кажется, знает о Дарио то, что ей неизвестно.

Но Маркус ее не слушал, обрушив свою ненависть теперь не на нее, а на Дарио: