заметил стадо коров, пасущихся на лугу и между делом с интересом наблюдающих за пастухом и его новым другом.

– Михаёк, а расскажи мне про себя, про деревню, – попросил Герка.

И Михалёк, забыв обо всём на свете, принялся рассказывать ему о жизни в деревне. Да так живописно и образно он говорил, что у мальчонки перед глазами вставали живые, реальные образы, в том числе тех людей, которых он никогда не видел.

Он рассказал Герке о его собственном дедушке Михаиле, о том, какой это был достойный и работящий человек, как он своим трудом создал самое крепкое в деревне крестьянское хозяйство, как он купил лес, который как раз начинался за лугом, и тот лес до сих пор называют не иначе, как Михайлов лес. Своим усердным трудом дед Михаил изрядно подорвал здоровье и умер пятидесяти трёх лет от роду, народив со своей любимой женой Татьяной шестерых замечательных детей – три сына и три дочки.

Поведал Михалёк и о том, что дед Михаил однажды купил гоночную коляску, запряжённую прекрасным орловским рысаком. Он обожал скорость и носился по деревенской дороге туда-сюда да в город на ней ездил. А стоила такая покупка таких денег, что дух захватывает от таких цифр.

Иллюстрация 5. Семья деда Михаила. Самого младшего – Петра – ещё нет. Он пока не родился.

Глава VI. Погибаю, но не сдаюсь

Много ещё интересного и поучительного узнал от него Герка. Вот только о себе Михалёк рассказывал неохотно. Сказал только, что во время первой мировой войны, весной 1915 года, он был призван на службу, на флот. После учебного отряда Михаилу выпала честь служить на легендарном эскадренном броненосце «Слава». Он был зачислен в палубную команду линкора, несмотря на то, что в учебном отряде изучал артиллерийское дело. Штатные должности в артиллерийских расчётах на «Славе» были уже заняты, но Михаил так хотел служить именно на этом броненосце, что согласился пойти даже в палубную команду. Вместе с экипажем этого линкора ему было суждено, практически, повторить на Балтике подвиг моряков крейсера «Варяг».

– Михаёк, а ты сам был в какой-нибудь морской битве? – спросил Герка. Он страсть как любил всякие рассказы о морских сражениях, например истории об адмирале Ушакове, которые ему рассказывал папа.

– А то как же! Ещё как был! Это была битва за Ирбенский пролив и Моонзундские острова, на Балтике.

Ему было тяжело вспоминать тот день, 4 октября 1917 года, когда с дозорного миноносца поступил приказ от вице-адмирала Бахирева линкорам «Слава» и «Гражданин» («Цесаревич») перейти на рейд Куйвас и атаковать две колонны немецких военных судов, пытавшихся обезвредить минные поля и ворваться в Рижский залив, форсировав Ирбенский пролив, и овладеть островами Моонзундского архипелага. К ним присоединился также крейсер «Баян». Этот бой незаживающей раной отпечатался в памяти Михаила.

Иллюстрация 6. Эскадренный броненосец «Слава».

– То утро, 4 октября, – начал свой рассказ Михалёк, – было самым обычным, если не считать того, что все понимали, что бой с немцами состоится если не сегодня, то завтра уж точно. Им было просто кровь из носу нужно прорваться в Рижский залив и поддержать свои сухопутные войска, наступающие на Ригу. Все были молчаливы, сосредоточены. После подъёма умылись, надели чистое нательное бельё, робу… И вот около девяти часов утра на горизонте показались дымы и мачты вражеских кораблей, а затем последовал налёт неприятельских аэропланов, не помешавший подготовке линкоров к бою.

«Слава» с предельной дистанции открыла огонь по западной группе германских тральщиков. Первый залп дал перелёт, второй – недолёт, и третий накрыл их, после чего тральщики под прикрытием дымовой завесы отошли. Вскоре после начала стрельбы по кораблям вице-адмирала Бахирева с предельной дистанции открыли огонь германские дредноуты, продолжавшие двигаться на ост малым ходом вдоль южной кромки минного поля.

Первый залп дредноута «Кёниг» из трех стволов едва не попал в корму «Баяна», оказавшегося южнее всех. Одновременно немецкий броненосец «Кронпринц» открыл огонь по «Гражданину» пятиорудийными залпами, дававшими небольшие недолёты. «Слава» таким образом до сих пор оставалась необстрелянной.

Дождавшись сближения на дальность действия его двенадцатидюймовых орудий, «Гражданин» открыл огонь главным калибром также по западной группе тральщиков. Из-за меньшей дальности его орудий он, получая недолёты, приостанавливал стрельбу, выжидая, пока тральщики приблизятся, чтобы вновь открыть огонь. Противоминным шестидюймовым калибром он пытался обстреливать тральщики у восточной кромки минного заграждения.

Нашим линкорам было тесновато в этой акватории и сложно маневрировать. Тем не менее германские корабли находились не в лучшей ситуации, так как не могли сократить дистанцию ведения огня по русским кораблям, рискуя нарваться на мины. Поэтому немецким дредноутам пришлось развернуться на правый борт и лечь на вестовый курс с целью выйти за пределы досягаемости русских орудий.

На последних минутах этого боя, закончившегося отступлением немцев для перегруппировки сил, на «Славе» возникла первая большая проблема – вышли из строя орудия носовой башни главного калибра по причине перекоса валов шестерен привода замков.

Примерно через час вдали снова показались тральщики противника. Наши корабли, застопорив ход, открыли по ним огонь, но тральщики под огнем русских кораблей успели пройти минные заграждения, установленные в 1917 и 1916 годах, чем открыли путь для своих дредноутов.

Набрав ход, оба германских дредноута, полным ходом пошли на сближение. Сократив дистанцию до девяноста кабельтовых, «Кёниг» открыл огонь по «Славе», а шедший ему в кильватер «Кронпринц» через несколько минут начал стрелять по «Гражданину» и «Баяну». Артиллерийская атака на сближении полным ходом продолжалась примерно до полудня. Первые десять минут нового боя не приносили немцам результата. Наконец очередной залп «Кёнига» дал три попадания. Корабль испытал сильнейшее сотрясение. Все три германских снаряда попали в подводную часть левого борта: два в нос, ниже шельфа, и один против левого машинного отделения, в кромку броневого пояса.

– Чтобы ты, Герка, понимал, насколько туго нам пришлось в том бою, скажу так. Вот, представь себе, что наши линкоры на момент боя здорово устарели, хотя мы и пытались их неоднократно модернизировать, то есть улучшать. Но что толку-то? Из коровьей лепёшки всё равно не получится золотое колечко. Ведь у нас были всего две башни главного калибра, в которых были лишь два ствола калибра двенадцати дюймов (305 мм), длиной сорок калибров. То есть всего четыре пушки. А вот у немцев на их современных дредноутах было по три башни главного калибра, в каждой по три двенадцатидюймовых орудия. По количеству головной