Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но здесь Каллиопу ждали миллионы других людей. Она вспомнила толпы, что неслись к лифтам и обратно, шли домой, на работу, в школу. И всех занимали их личные тревоги и несбыточные мечты.
Никто из этих людей не подозревал о существовании Каллиопы или не придавал этому значения. Но так даже веселее: для кого-то из них она станет особенно важной. Ее охватило волнительное, восхитительное, безудержное предвкушение.
Скорее бы найти новую добычу.
Эйвери Фуллер крепче обхватила себя руками. Ветер спутывал ее волосы, превращая их в светлый вихрь вокруг головы, и развевал платье, как флаг. Упали первые дождевые капли, обжигая обнаженные участки кожи.
Но Эйвери не хотела уходить с крыши. Она убегала сюда, в свое тайное убежище, когда больше не могла выносить яркого света и громких звуков города.
На горизонте лиловая дымка перетекала в непроглядную темноту. Эйвери нравилось ощущение свободы, отрешенности, безопасности – ведь здесь она оставалась наедине со своими секретами. «Не так уж тут и безопасно», – шептал назойливый внутренний голос.
Вдруг Эйвери услышала звук шагов. Взволнованно обернулась и расплылась в улыбке – это был Атлас.
Но дверь люка вновь распахнулась, и наверху из ниоткуда появилась Леда – с перекошенным от злобы лицом, болезненно худая, потерянная, опасная. Казалось, вместо кожи у нее защитный панцирь.
– Леда, что тебе нужно? – осторожно спросила Эйвери.
Хотя и так знала, чего та хочет: разлучить их с Атласом. Но она его ни за что не бросит.
Эйвери встала перед ним, загородив от подруги.
Леда заметила это движение.
– Да как ты смеешь! – фыркнула она и, вытянув руку, толкнула Эйвери.
В желудке все сжалось. Эйвери замахала руками, пытаясь за что-нибудь уцепиться, но поблизости ничего не оказалось, даже Атлас был далеко. Мир превратился в размытое пятно, где смешались цвета, звуки, крики. Земля неслась ей навстречу…
Эйвери резко села. На лбу проступил холодный пот. Спустя пару секунд она узнала в окружавших ее темных силуэтах громоздкую мебель. Она в спальне Атласа.
– Эйвс? – пробормотал он. – Что с тобой?
Она подтянула колени к груди, пытаясь унять сумасшедшее сердцебиение.
– Кошмар приснился.
Атлас притянул ее к себе, обнимая со спины своими теплыми надежными руками:
– Хочешь поговорить?
Эйвери в самом деле этого хотелось, но она не могла. Развернувшись, она поцеловала Атласа в губы.
После гибели Эрис она каждую ночь прокрадывалась к нему в комнату. Конечно, Эйвери знала, что играет с огнем. Но лишь во время, проведенное с любимым – с разговорами, поцелуями, ощущением его присутствия, – она была защищена от падения в пропасть.
И даже здесь, рядом с Атласом, Эйвери не чувствовала себя в полной безопасности. От себя самой. Ей не нравилась паутина тайн, что встала между ними невидимой стеной, хотя Атлас ни о чем не догадывался.
Он не знал о хрупком договоре, который Эйвери пришлось заключить с Ледой. Тайна за тайну. Леда знала про их отношения и молчала лишь потому, что Эйвери видела, как та столкнула с крыши Эрис. Теперь из-за угроз Леды приходилось скрывать правду.
Эйвери не могла пересилить себя и рассказать обо всем Атласу. Зачем огорчать его? Но она и не хотела, чтобы он узнал правду. Вдруг он станет смотреть на нее иначе – без такой безоговорочной любви и преданности.
Она запустила пальцы в завитки на шее Атласа, желая остановить время и навечно раствориться в этом мгновении.
Когда Атлас отстранился, Эйвери поняла, что он улыбается.
– Больше никаких кошмаров. Теперь я рядом и прогоню их, обещаю.
– Мне приснилось, что я потеряла тебя, – с дрожью в голосе сказала Эйвери.
Вопреки всему они были вместе, и она больше всего на свете боялась лишиться любимого.
– Эйвери, – Атлас приподнял ее голову за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза, – я люблю тебя. Никуда я не денусь.
– Знаю, – ответила она.
Атлас произнес это от всего сердца, но их путь был слишком тернист, а препятствия казались непреодолимыми.
Эйвери лежала в мягкой теплой постели рядом с Атласом, но в голове ее царила путаница. Тело словно скрутило в тугой жгут, и освободиться она была не в силах.
– Ты когда-нибудь хотел, чтобы тебя усыновила другая семья? – прошептала она, озвучив навязчивую мысль.
Если бы Атлас жил в другой семье и другой мальчик стал бы ее сводным братом, тогда он не был бы для нее запретным плодом. Она познакомилась бы с Атласом в школе или на вечеринке, привела домой, чтобы представить Фуллерам.
Все было бы куда проще.
– Конечно нет, – пылко ответил Атлас, удивив ее. – Эйвс, усынови меня другая семья, я, вероятно, не встретил бы тебя.
– Возможно… – протянула она и замолчала.
Но не могла выкинуть из головы мысли, что их с Атласом знакомство было неизбежным. Вселенная все равно устроила бы их встречу, притянув друг к другу невидимым магнитом, силой любви.
– Возможно, – проговорил Атлас. – Я бы не хотел так рисковать. Ты – самое важное, что есть в моей жизни. Тот день, когда родители привели меня домой и я впервые увидел тебя, был для меня вторым по счету лучшим днем.
– Правда? – с улыбкой спросила Эйвери. – А какой же тогда первый?
Она ожидала, что Атлас скажет про день, когда они признались друг другу в любви. Но он удивил ее.
– Сегодняшний. А когда он закончится, лучшим станет завтрашний. Каждый день с тобой лучше предыдущего.
Он склонился и нежно поцеловал ее, но тут в дверь постучали.
– Атлас?
На одну кошмарную секунду Эйвери оцепенела. Она взглянула на Атласа и увидела на его красивом лице не меньший ужас.
Дверь была заперта, но мистер и миссис Фуллер имели доступ по всей квартире.
– Сейчас, пап, – выкрикнул Атлас чуть громче нужного.
Эйвери вскочила с кровати, одетая лишь в кремовые атласные шортики и бюстгальтер, и, не смея вздохнуть, понеслась в гардеробную Атласа. Босыми ступнями она чуть не споткнулась о его ботинки.
Только Эйвери закрыла за собой дверцу, как в комнату своего приемного сына зашел Пирсон Фуллер. С каждым его широким шагом над головой зажигался свет.
– У тебя все в порядке?
В голосе отца прозвучало подозрение, или же Эйвери показалось?
– Папа, что случилось?
Характерная черта Атласа – отвечать вопросом на вопрос. Отличный отвлекающий маневр.
– Только что я получил ответ от Жан-Пьера Лакло из парижского офиса, – медленно проговорил отец. – Похоже, французы наконец позволят нам строиться среди своего старинного убожества.