древний аттракцион в парке Винтерхейвена, когда ты уже на грани, но продолжаешь держаться, потому что не можешь позволить друзьям — Шайло, Хадсону, Чарли, Лили и всем остальным — одержать над тобой победу.

Я уставился на стол, будто он мог дать мне ответы.

— Без меня вы проиграете.

— Может быть, — ответил тренер, напряжённо сжав челюсти. Его лицо приобрело тот красный оттенок, который обычно появлялся, когда мы допускали глупые ошибки на льду. — Но я пытаюсь удержать эту команду вместе после смерти Шайло. А ты, похоже, решил её разрушить.

Он отвернулся, словно больше не мог на меня смотреть.

— Возьми паузу, Сэвидж. Обратись за помощью.

— Мне не нужна помощь. Мне нужен хоккей.

Тренер прицелился ещё одной ракетой и запустил её.

— Если я увижу тебя на катке до предсезонки, я вызову полицию за нарушение частной собственности.

Попадание.

Передний свет таунхауса, который я делил с Бретом и Гейджем, горел, когда я вернулся домой после двенадцатимильного забега. Я поморщился. Они ещё не спали. Ждали меня. Мы все привыкли рано вставать, и во время хоккейного сезона редко кто из нас оставался бодрствовать после девяти вечера. Но они знали, что меня вызвали на разговор с тренером, и наверняка захотят узнать, чем это закончилось.

Скоро новости об этом всё равно разлетятся. Но сказать это вслух — значило сделать происходящее реальным. Будто я всё ещё стою на краю, на тонком льду, но стоит произнести слова, и я провалюсь в ледяную воду, без шанса на спасение.

Хоккей всегда был моим спасением. Он вытащил меня, когда я ушёл из дома. И он спас бы меня от потери Шайло… если бы его у меня только что не отняли.

Я наклонился, уперев руки в колени, и сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие свежим горным воздухом, пока сердце постепенно замедляло ритм. Изнуряющая тренировка в зале, а потом бег на максимальной скорости смогли на время заглушить мысли. Но эффект был временным.

В какой-то момент мне всё равно придётся это принять.

Дверной замок пикнул, когда я ввёл код и вошёл на кухню.

Гейдж и Брет сидели за столом, оба ели огромные буррито с карне асада из нашего любимого мексиканского ресторана. Гейдж пнул стул, приглашая меня присоединиться.

— Заказали твоё любимое.

Мой буррито был ещё тёплым, и желудок громко заурчал, несмотря на напряжение, сжимающее его. Я опустился на стул и разорвал промасленную обёртку.

— Длинный забег? — прокомментировал Брет с набитым ртом.

Но я знал его достаточно давно, чтобы понять подтекст: Береги своё тело, Дилан.

Наше здоровье влияло друг на друга. Мы были одной командой. Или были…

— Следил за моим местоположением? — спросил я, откусывая огромный кусок буррито. Я был так же голоден, как после затяжного матча.

— Делать больше нечего, — буркнул Брет и потянулся к пакету за вторым буррито.

Я хмыкнул и продолжил жевать. Это он настоял, чтобы вся команда делилась геопозицией в телефонах на случай ЧП. Похоже, это как раз был тот случай.

— Тренер написал нам, — сказал Гейдж.

Я поперхнулся. Он хлопнул меня по спине несколько раз, пока я, наконец, не смог сглотнуть.

Я отложил буррито. Аппетит пропал.

— Он всем рассказал?

Почему меня это вообще волновало? Вскоре всё равно все узнают. Весь мир узнает.

— Пока нет, — ответил Брет. — Он переживает за тебя. Поэтому и обратился к нам.

Оцепенение от бега начало отступать, и боль, которую я едва сдерживал, снова накатила.

— Странный способ показать заботу, — огрызнулся я, отодвигая стул от стола. Злость снова захлестнула меня.

Брет и Гейдж переглянулись.

— Вы тоже с ним согласны, — выплюнул я.

Дыхание стало тяжёлым, а тот единственный кусок буррито, который я успел съесть, будто застрял в горле.

Я хотел взорваться, перевернуть стол, уйти, но уважение к этим парням удерживало меня на месте.

— Нет, — твёрдо сказал Гейдж. — Мы команда. Ты нам нужен сейчас как никогда.

— Я не уверен, что мы сможем выиграть плей-офф без тебя, — добавил Брет.

Он замолчал, а затем, тише, продолжил:

— Но в жизни есть вещи важнее, чем победа в хоккее, Дил. Мы все за тебя переживаем.

Если уж Брет, для которого победа была смыслом жизни, сказал такое…

Это было как обливание ледяной водой — шокирующее, но отрезвляющее.

— Мы все скучаем по Шайло, но вы с ним были как братья, — сказал Гейдж.

Его буррито лежал на бумажной обёртке нетронутым, что только доказывало, насколько ему тяжело. Гейдж никогда не оставлял еду.

Мои руки расслабились, сжавшиеся кулаки разжались. Я уставился на свои порезанные, опухшие костяшки.

Так они выглядели почти весь сезон — то от игры, то от холода.

— Я не знаю, смогу ли смотреть, как вы готовитесь к тренировкам и играм, и при этом не сойти с ума.

— Ты не будешь просто сидеть и смотреть, — сказал Брет.

Он достал блокнот, положил передо мной и раскрыл его.

— Потому что у нас есть план.

Впервые за весь этот вечер я почувствовал проблеск надежды.

Несмотря ни на что, эти парни всё ещё верили в меня. Всё ещё хотели видеть меня частью команды.

В голове мелькнуло изображение испуганных детей. Может, правда, что-то нужно было изменить.

— Во-первых, — начал Брет, весь в своей стихии, когда перед ним появился лист бумаги и маркер, — возвращайся в Винтерхейвен.

— Нет.

Гейдж убрал волосы за уши и посмотрел на блокнот, где Брет написал: Винтерхейвен, дважды подчеркнув.

— Это не обсуждается, — твёрдо сказал он. — Тебе нужно показать тренеру, что ты готов работать над собой. Возвращение домой продемонстрирует это лучше, чем любые слова.

— Я могу сходить на терапию, — попытался я предложить, словно спасаясь в последнюю минуту.

— Отлично, — кивнул Брет. — Потому что это второй пункт в списке.

— Я не поеду в Винтерхейвен.

— Это временно, — сказал Гейдж. — Достаточно, чтобы тренер увидел, что ты идёшь на поправку, работаешь над собой, успокаиваешься, перестаёшь пугать маленьких детей…

— И чтобы ты вернулся как раз к чемпионскому матчу, — добавил Гейдж, забирая маркер и подчёркивая Винтерхейвен в третий раз.

Я едва не зарычал и вырвал маркер у него из рук.

— В-третьих, — продолжил Брет, пошевелив пальцами, пока я не вернул маркер, — улучшить свой имидж в глазах публики. Прокачать соцсети. Целовать младенцев. Переводить бабушек через дорогу.

— И в-четвёртых, — добавил Гейдж, — молиться о чуде.

Я тяжело откинулся на спинку стула и потер виски, где вдруг зазвенела боль.

Брет вырвал страницу из блокнота и протянул её мне.

— Вот и всё, — сказал он. — Безупречный четырёхшаговый план возвращения в милость тренера.

— И