замечательная жизнь, о которой теперь я мог только догадываться. Если бы только этот шум в голове прекратился!

Лена еще долго рассказывала о нашем детстве, обо всем, что я поведал ей и остальным во время нашей вчерашней встречи. С неподдельным интересом я слушал этот чарующий мягкий голос, стараясь понять, кто же я такой. Но пока что знал о себе слишком мало и соображал слишком медленно, чтобы делать какие-либо выводы.

Шли дни, а память так и не возвращалась. Каждый вечер я засыпал, веря, что, проснувшись, все вспомню, но с каждым новым утром моя надежда становилась все слабее и слабее, пока совсем не угасла и не растворилась в реальности. Из реанимации стараниями друзей меня перевели в одноместную палату травматологического отделения, где около месяца мне пришлось неподвижно лежать в специальной кровати для больных с травмами позвоночника. Лена и друзья навещали меня почти каждый день, не давая мне оставаться наедине со своими мрачными мыслями. Они часами рассказывали о любых мелочах, которые вспоминали обо мне, но этого казалось ничтожно мало для того, чтобы вновь обрести себя.

С потерей памяти моя неуверенность в себе не иссякла, а лишь обрела новую форму. Теперь я не был уверен в том, что я за человек, каких взглядов придерживаюсь, каковы мои цели, а двадцать лет пребывания в Воронеже представлялись мне бездной, таящей в себе ответы на все вопросы, пропастью, о содержимом которой никому не было известно. И это незнание страшило меня и делало неуверенным не только в себе, но и в окружающей действительности.

Назначенные главным врачом курсы лекарств и психотерапии не помогали вернуть утерянные воспоминания. Я ощущал себя растением, не знающим ничего ни о своем прошлом, ни о будущем, бессмысленно существующим и не приносящим никакой пользы в настоящем.

Во время визитов Лена часто читала мне свои любимые стихотворения. Проведя в почти два месяца, окруженный четырьмя стенами больничной палаты и одними и теми же лицами, я жаждал новых событий и впечатлений. Поэтому всегда завороженно слушал ее тихий голос, умиротворяюще повествующий об опасных приключениях и грандиозных победах, окрыляющей любви и теплых воспоминаниях, философских размышлениях и душевных терзаниях лирических героев. Особую страсть она питала к творчеству Максимилиана Волошина и каждый раз в конце сеансов чтения рассказывала одно из его стихотворений. Ей казалось, что в этих таинственных строках скрывается простая правда жизни. Лена была уверена, что однажды это стихотворение поможет ей понять что-то очень важное. До сих пор ее проникновенный голос зачитывает в моих снах эти строки:

Обманите меня… но совсем, навсегда… 

Чтоб не думать, зачем, чтоб не помнить, когда. 

Чтоб поверить обману свободно, без дум, 

Чтоб за кем-то идти в темноте наобум… 

Нередко я засыпал под ее размеренное чтение, и мое воображение дорисовывало продолжения историй, украшенных искусным поэтическим слогом, а ее голос продолжал звучать в моей голове даже во сне.

***

Чтобы как-то отвлечься от гнетущих мыслей, я стал придумывать сюжет для своего пятого романа, а как только мне разрешили садиться, стал набрасывать свои идеи на бумагу. Оказалось, я и вправду позабыл свои навыки. Всему приходилось учиться заново.

– Талант не может исчезнуть вместе с памятью, – произнесла Лена, когда я пожаловался ей на то, что у меня ничего не выходит. – Конечно, тебе придется потрудиться, но ведь в каждой работе есть свои трудности.

– Да, ты права, – совсем убитым голосом протянул я, вспомнив, как пару часов назад яростно разорвал лист, на котором описывал главного героя, как "красивого детектива с красивыми голубыми глазами и красивыми светлыми волосами, которого боялся убийца из Нью-Йорка".

Видимо, она заметила выражение безнадежности, появившееся на моем лице, и серьезно сказала:

– Саш, послушай меня внимательно. Раз ты прошел этот путь однажды, сможешь сделать это снова. И если нужно, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью.

– Спасибо тебе, – сказал я и после небольшой паузы спросил: – Почему ты так часто приходишь ко мне? Ведь ты, наверно, устаешь, и у тебя, должно быть, масса дел. А я… просто…ну не хочу быть чьей-то обузой, – резко выдохнув, закончил я.

Лена удивленно на меня посмотрела.

– Не могу же я оставить тебя здесь, к тому же больные всегда быстрее идут на поправку, когда рядом с ними находятся любящие их люди. – Она нежно улыбнулась, но улыбка тут же растаяла на ее губах, а взгляд нервно забегал по палате. – Я, пожалуй, пойду. Тебе нужно поспать.

Она встала и стремительно направилась к двери.

– Постой, – воскликнул я. – Не уходи, пожалуйста, – добавил я шепотом.

Лена остановилась около двери и несколько секунд стояла неподвижно. Я смотрел на эту маленькую хрупкую фигурку и гадал, что она недоговорила, и что сейчас происходит у нее на душе. Но когда она повернулась, ее лицо приняло привычное мягкое выражение. Легкими, едва слышными шагами она подошла к моей кровати, опустилась на стоявший около нее стул и взяла мою руку в свои нежные теплые ладони.

– Никогда, – почти неслышно прошептала она, и слова эти прозвучали так проникновенно, что по моему телу побежали мурашки.

***

За неделю до выписки из больницы на мой разбитый, но работающий телефон позвонила хозяйка квартиры, и поинтересовалась, собираюсь ли я оплачивать счета. Она была крайне удивлена, когда я спросил у нее адрес дома, в котором снимал квартиру. Мне несказанно повезло с тем, что телефон оказался работающим, потому что в заметках я обнаружил ПИН-код от банковской карты и множество других важных, но утративших для меня смысл записей. Однако контактных данных нашлось совсем немного: кроме мобильных номеров Максима и Кирилла, в телефоне оказались лишь номера такси и неизвестных мне организаций.

К моменту выписки у меня были деньги, крыша над головой, два костыля и блокнот с черновыми записями моего романа, которые я сразу же перенес на ноутбук. Я провел несколько часов изучая каждую папку рабочего стола своего компьютера, но кроме музыки и фотографий с людьми, которых теперь не узнавал, ничего содержательного найти не смог.

Наверное, я был очень осторожным человеком, раз не хранил свою новую книгу, которую редактировал, в компьютере. Впрочем, старых книг я там тоже не нашел. Возможно они хранились у моего литературного агента, однако наверняка я знать этого не мог. И тот факт, что из-за наличия псевдонима я никак не мог отыскать написанные мной книги, с каждым днем все больше и больше заставлял меня сомневаться в реальности моей жизни до аварии.

Когда я уже достаточно окреп для