Досматривал действо в приподнято тревожном настроении. Из театра вышел одним из первых. В голове шумело. Отошёл к сосне и наконец-то закурил. Осмотревшись, выбрал позицию для наблюдения. Встал лицом к площади, по которой проходили оживлённые выходившие из зала зрители, и принялся ждать. Девушки, забыв про солидность, выпорхнули стайкой. Опять щебеча. Его малышка, о чём-то сосредоточенно думая не принимала в той милой болтовне участия. Его сердце сладко трепыхнулось: "Неужели обо мне?" Он желал, но боялся даже надеяться на это. Солидный мужик и такая пичужка. Боясь напугать, он не смел подходить к ней. Если б сама… Тогда другое дело, а так придётся искать кого-то, чтоб представили. Пропустив девчушек, пошёл следом. Только по противоположной стороне дороги. Как будто сам по себе. Наверное, смешно… Он бы и сам посмеялся. Взрослый же лоб, двадцать семь солидный возраст. Почти дядька. И случись такому конфузу, мужик прошедший германскую, гражданскую, под два метра ростом и сажень в плечах, оробел перед молоденькой пичужкой. Такой быстрой, загадочной и романтичной. А если взять в расчёт, что он неплохой воин и смелый рубака, так ситуация просто идиотская… Шёл и шёл, а за заборами в палисадниках цвела дымчато-фиолетовым облаком сирень. С ума сойти в самый раз: от весны, луны и запаха. Даже собака за тесовой оградой ленилась лаять, так для порядка тявкнула и всё… Ещё бы такой вечер, ему пожалуй было бы наплевать на сторожевое дело. Посмеивался над собой, но так к девчонкам и не подошёл. Отправился в крепость. Собственные шаги гулко отзывались в сердце. В роще, рядом с крепостью хихикала веселясь кукушка. Постоял, послушал, усмехнулся нахлынувшему чувству… А может и не хихикает кукушка вовсе, а тоскуя плачет над своей долей.

Надеялся: авось показалось. Отпустит. Развеется как туман. Бывает же почудится, а потом одно удивление и досада… Как раз был поход к Монгольской границе. Обычное дело — прорвались атамановцы. Выдворяли. Ушли бандюги не солоно хлебавши. Он уехал из Кяхты, так и не увидев её. Прошло немало дней, но ему не удалось забыть молодую незнакомку, повстречавшуюся ему на спектакле. Всё время думал о малышке. И в дороге и в бою… Воспоминания были так сильны, что заставляли его иногда просыпаться ночью. Хотя с чего бы: сколько видел-то — один миг. Глядишь забудется. Но не тут-то было. Черноглазый ребёнок держал крепко. Сердце влетев в силки не торопилось покидать плен… Так рвался, так желал увидеть, но зарядили на неделю дожди. Разве выбраться. Но всё когда-нибудь кончается. Вчера погода, кажется, наконец-то установилась. Небо хоть и в тучах, но не течёт, как решето. Сердце то тревожно стучит, то сладко щемит, а вдруг повезёт и он увидит её… С тех пор, охваченный какой-то одержимостью, он принялся искать её повсюду: на улицах, в парке, на просмотре кинофильмов и спектаклей, после чего шёл к себе и падал на кровать. Закрыв глаза и находясь в плену воспоминаний, он вспоминал каждое мгновение театрального вечера, слышал её голос, раскаты смеха, что срывались с её губ, рассматривал профиль, поворот головы, бантик на волосах. Улыбнулся её серьёзному взгляду и степенности. Никогда его не пеленало такое волнение. Никогда он не испытывал подобных чувств. Он стал совсем не похож на себя прежнего. Даже взгляд ищущим стал. Поиски были тем более абсурдными, что она не давала ему никакого повода и даже маленькой надежды. К тому же он знал, где она живёт, но пройти возле ворот не смел. Вот, если б где-то в постороннем месте… тогда…

ОН не появлялся. Правда лили дожди, но всё равно обидно. Не мог же он испариться. Значит, всё показалось, придумала… Потихоньку Юлия начала успокаивать себя. Естественно, традиционно — не судьба. Как просто и понятно. Не судьба и всё. Но легче не становилось. Думы разрывали голову, а тоска душу. Отвлекала от такой лихорадки подготовка к концерту в подшефном полку. Вдруг её осенило: он непременно там. Ведь он военный. А военные все в крепости. Откуда ж ему взяться, если не оттуда. Конечно там! Как же она об этом забыла?! Совершенно вылетело из головы! Значит, Юлия его увидит! Что тут такого, просто посмотрит и всё. Ведь о её тайне никто не знает. Это только её и больше ничьё. Вскоре ей этого уже показалось мало и захотелось не просто посмотреть, а произвести впечатление. Раз уж выпал случай, то почему бы и не продемонстрировать себя. Она сразу изъявила желание играть в сценке по пьесе Островского. Петь с Полиной дуэтом и читать стихотворение. До этого, ей достаточно было участвовать в гимнастической пирамиде. Подруги диву давались её разбегу. С чего это Бармина так завелась? Вот именно завелась. Это определение сейчас ей очень кстати подходило. Она даже предложила станцевать зажигательный испанский танец или придумать удалой танец конников. — "Представляете, выскакиваем на тройках на сцену, выделываем в зажигательном танце фокусы с саблями и под бурные аплодисменты убегаем". Всем понравилось. "Вот это да! Вот это зрелище!" Враз разделились на бойцов и лошадей. Нарисовали усы и напялили папахи. Нашли сабли. Такого добра сейчас навалом. Пошили из старья костюмы. Получилось просто здорово. Юлия выплясывала удалого командира. Пропустить её и не заметить, если он там, точно не сможет.

В назначенный день, час, отправились в полк. Чтоб не тащиться с баулами, реквизитом, костюмами, поклажу переправили с руководителем на извозчике. Сами добрались не запылились ногами. Встретил у ворот часовой. Посыльный вызвал начальствующего военного. Каково же было удивление девчонок, когда к их галдящему табору подошёл предмет вздохов Полины. Та, естественно, зарделась, а все, подхватив сумки и коробки, последовали за ним. Бойцы дымя самокрутки с интересом наблюдали издалека. Девчонки переглядывались:- "Могли бы и помочь". Но джентльмены не спешили объявляться, пока не появился командир. Юлия стояла как раз в полуоборота. Резко обернулась на приятный бархатный голос. "Мамочки мои!" — теперь уже покраснела Юлия, почти выронив поклажу. Перед табором "артистов" стоял и улыбался ОН. Кажется, сама судьба свела их снова. Она всеми силами пыталась не показать своего удивления. "Ещё чего! Мы себе цену знаем!" Теперь она могла хорошо рассмотреть его лицо. Твёрдый подбородок, широкие скулы, две морщинки поперёк лба. Всё как у всех. Вот только глаза… и улыбка… Хотя всё это не имеет значения. Он интересен ей весь. В нём точно было то, что принято называть врождённой интеллигентностью. И почему она так строга к нему. Нет, наверное, она не права и его лицо совершенно не как у всех, а загадочное и к тому же совершенно неповторимое. Как эту улыбку можно назвать обыкновенной, она непременно загадочная… Окинув изучающем взглядом за одно уж всю его ладную фигуру: широкие плечи, мощную грудь, длинные сильные ноги. Пронеслась по одежде: наглаженное галифе, гимнастёрка, стрельнула по начищенным до невероятного блеска сапогам… В общем, Юлия забывшись нагло, как хотелось, рассматривала своего Рыцаря. Тем не менее, по взмаху его руки их груз перекочевал на плечи подлетевших бойцов. А Юлин он собственноручно забрал сам. Она смутилась и не знала куда девать теперь свои руки. Но подпихнутая в спину заботливыми подругами, поплелась следом за хозяином широкой спины так приглянувшегося ей молодого человека. Ей ещё не приходилось встречать мужчин с такой обаятельной и привлекающей внешностью. Правда она мало жила, но всё равно… Она же не слепая… Голова шумела, сердце горело, а ног она совершенно не чувствовала. К тому же, у неё что-то противное забулькало в животе, и она сильно засомневалась, что всё напланированное исполнит. Борясь с собой и наваждением, что сядет сейчас в зале напротив сцены, а пока идёт перед ней, она заставила себя встряхнуться. "Опозориться нельзя — это конец надеждам. Матерь Божья, помоги". Их отвели в солдатский клуб. Он распахнул перед ней дверь и почтительно отступил в сторону. Она таяла, как свечка, как прошлогодний снег, как всё, что умеет таять… Стрельнув на него лукавым взглядом она исчезла за кулисами с подругами. На подготовку совсем было мало времени. В зал уже собирались бойцы. До кулис доносился сдержанный смех и скрип скамеек. Артисты, в ожидании начала, все скучились перед выходом. Кто-то робко захлопал. Его поддержали остальные. Занавес растащили, на сцене зрителей ждал хор и конферансье. На душе вдруг стало тревожно: "Справлюсь ли?!" Главное, для Юлии — заставить себя начать, а потом уж всё шло как нож по маслу. Пели про паровоз у которого остановка лишь в коммуне и про Ленина за которого много желающих умереть в сражениях, и про мировые баррикады и про пропитанное рабочей кровью знамя. Старалась не смотреть на Рыцаря. Всё получалось превосходно. Она была в ударе. Особенно на ура прошёл танец с саблями и конями. Что и следовало ожидать. Хвосты и гривы поделали из пряжи, а сабли всё же были деревянные. Не рискнули на настоящие. Можно с пылу жару и чиркнуть запросто самим себя. В зале свистели и вызывали на бис. Но довольная Юлия сверлила глазами пол, старательно избегая переднего ряда. Хотя, это говориться только, не смотреть, избегать, а разве глазам прикажешь. Они таращатся себе на кого хотят. Вот и её без спросу прилипли к нему. Хотелось же посмотреть, какое впечатление её талант производит на него. А он сидит себе напротив сцены и улыбается. Улыбается и хлопает. Хлопает и смотрит себе с прищуром. А что в том прищуре разбери попробуй. Он так смотрел на неё, что слова, которые она говорила по роли сначала проглотились, а потом благополучно и забылись. Разнервничалась. Кое-как выкрутилась, пользуясь подсказкой. Конец скомкала и убежала. Сняв костюм и оттерев от грима лицо, быстро оделась и ушла. Сценка была последним номером и на поклон артисты выходили без неё. Юлия, глотая слёзы, топала домой. Причём раз пришлось вернуться впопыхах забыла сумку. Судьба словно нарочно тянула её к нему. но стыд и обида за провал оказались сильней. "Смеётся поди. Ну и пусть!" Ругая себя за легкомыслие она уходила всё дальше и дальше от него. "Не умею я держать удар, не умею"- горевала она растирая слёзы. Раздумывая, как правильно было бы собраться с духом и сделать попытку избавиться от наваждения и нежелательных эмоций, она топала не оглядываясь. А ещё ноги и бодрая ходьба подтолкнули к тому, что надо непременно сказать себе решительно: "А ну его!" и поставить бестолковым страданиям точку. Сказала… А толку? Сказать всегда проще чем сделать. И потом приказать можно голове, а сердце и душа командам не подчиняются. Она оглянулась на грозно возвышающуюся крепость: "Эх, Рыцарь!" И всё же как ей плохо без него, а ему похоже всё равно. "Как это ужасно!"