— Здесь?

— Нет, на орбите, дурень, — морщится Бардо и закатывает рукава куртки, — здесь, конечно! Это же бывшая колония. Тут должен быть неприкосновенный запас на экстренный случай.

— Он может и был, — складываю дробовик и цепляю его на бедро, а Ши неотрывно следит за моими манипуляциями с оружием. Когда мы сталкиваемся взглядами, я криво усмехаюсь, а она вспыхивает и отводит глаза в сторону. Румянец растекается не только по щекам, но и по шее, даже проступает пятнами на угловатых крепких плечах.

Любопытство убивает, детка. Не провоцируй лучше, пока я еще держу себя в руках.

— Вот только тридцать лет прошло, — заканчиваю мысль и проверяю, на месте ли клинок для ближнего боя.

— Или ищем склад, или будем сидеть здесь до прибытия спасательного корабля от гильдии. А ты знаешь, что они ребята неторопливые.

— И сколько ждать?

— Пять-шесть дней.

— Гадство! — скрещиваю руки на груди и смотрю на деревья вокруг.

Торчать среди плотоядных веток несколько дней? Или попытаться добраться до топлива?

Нет, сидеть на месте — это определенно не мой вариант. И если не попаду на Заграйт в срок, то денег мне не видать. Кулганцы — отвратительные зануды. Вовремя не отчитался и все! Прощайся с наградой.

Какого хрена я только согласился на предложение Бардо?!

Доберемся вовремя, уверял он. Ты даже заметить ничего не успеешь, говорил он.

Простое задание, смеялся он.

Простое, как же! Вон оно, с ноги на ногу переминается и рассматривает из-под густых ресниц. Колючка. Ши.

От «шиповник» что ли?

— Ладно. Карта хоть есть?

— Очень приблизительная, — Бардо бросает мне планшет величиной с ладонь, на котором мерцает красной кляксой место крушения и где-то в уголке беснуется зеленый огонек нашей цели. Тут миль пятьдесят пути, не меньше, — цветочки растут так, что любая карта становится приблизительной уже через месяц.

— Склад ноги отрастить не мог.

— Я иду с тобой, — вдруг говорит Ши и поднимает с земли куртку.

— Так себе идея, — меня передергивает от мысли, что мы должны будем близко контактировать. И разговаривать. Проклятье, ее запах сведет меня с ума!

— Один ствол — хорошо, а два — вообще отлично, — парирует она.

— Буря не будет ревновать?

Слова слетают с языка сами собой, и я прикусываю его до стального привкуса во рту. Ши награждает меня таким взглядом, будто я сказал самую нелепую во вселенной глупость, и натягивает куртку. Прячет спину под плотной тканью.

— Где ты видел, чтобы хозяин ревновал свою собаку.

Мы идем налегке, взяв только небольшой запас пищи и воды. Одна фляжка на человека, два небольших пакетика питательного порошка. Все это умещается в набедренную сумку и почти ничего не весит. Мое тело в постоянном напряжении, вынуждает вздрагивать от малейшего треска или шороха. Кажется, что еще немного и голова разлетится на части, переполненная мыслями и волнениями, усталостью, размышлениями о завтрашнем дне.

Герант идет первым, быстро и умело расчищает тропу. Мне кажется, что я слышу тихое шипение каждый раз, когда он отсекает очередную ветку широким дуговым ударом. Воздух стянут жарой и молчанием. Я не привыкла разговаривать с чужаками, а двоедушник явно не привык начинать разговоры первым. Он вообще до странного напряжен и собран.

Мыслями я то и дело возвращаюсь к Северу и камкери. К разрушенному дому.

И к Буре.

Стискиваю зубы до боли в деснах, сжимаю сциловый клинок в руке и бью по одинокой ветке, потянувшейся к краю куртки. И действительно, дерево шипит, а под ноги плещется янтарный тягучий сок. В нос шибает запах прогорклой полынной настойки.

— Голову мне не снеси, — Герант тихо хмыкает и смотрит через плечо. Призывает к разговору, а я не хочу сопротивляться.

Пятьдесят миль, если карта не лжет — это одиннадцать часов быстрого шага.

И будь я проклята, если его внимание, в котором впервые за всю мою жизнь нет брезгливости или любопытства, какое испытывают люди, глядя на уродливую неведомую зверушку, мне не льстит. Очень даже.

Разумеется, я в этом не признаюсь открыто, но…

— Я была капитаном личной охраны главы Дома, — как надменно звучит, — и я не сношу головы без надобности.

— Капитаном?

Мне не нужно видеть его лицо. Я знаю, что Герант удивленно изгибает густые брови и усмехается криво, будто скалится. Типичная реакция.

— Тебя это удивляет?

— Я повидал достаточно женщин-наемниц, чтобы ответить «нет». Но мне всегда казалось, что у вас дома полукровкам грозит только голодная мучительная смерть.

Он бьет прицельно, в самое больное, и я холодею изнутри, будто прыгнула в ледяную реку и вдохнула полной грудью. Мне кажется, что я вернулась на десять лет назад, в трущобы.

Вместо Ши-капитана под кожей завозилась Ши-подросток, что спряталась в подвале заброшенного дома, когда знакомую девчонку-полукровку насиловали прямо на улице, в грязи.

Я струсила и сбежала.

И похоронила изуродованное тело своими руками, когда ублюдки…закончили.

У полукровок нет прав. Мы рождены от противоестественной связи камкери с людьми. Мы хуже животных. Мы можем только прятаться и униженно молить о быстрой смерти, ведь тела у нас хрупкие. Их легко переломить.

Но нас иногда можно использоваться. По-всякому.

— Мне…повезло, — голосу не хватает твердости, и я отворачиваюсь, когда Герант пытается поймать мой взгляд, — Глава Дома выкупил меня на рынке. Из полукровок иногда пытаются сделать…секс-рабов. На органы мы не годимся. В прислугу нас не взял бы ни один разумный человек. Но почему-то трахать полукровку зазорным не считалось!

— И Глава просто тебя купил и предложил работу?

— На что ты намекаешь?!

Почему его слова меня задевают? Север был хорошим человеком! Он сам говорил, что видел во мне потенциал, только нужно было его раскопать под обломками прошлой жизни. Он и пальцем меня не тронул…

Герант отсекает несколько веток и смещается влево, к узкой тропинке, едва различимой в желтом лиственном ковре.

— Я просто разговариваю с тобой, Ши. Я — вольный стрелок. Знаешь, что это значит? Я сам выбираю себе задания. Я много повидал. Но Глава Дома — это не просто титул. Это все то, чем живет мир вокруг. И слышать, что полукровка стала частью его семьи — удивительно. Понятно, отчего Буря ведет себя, как кусок дерьма. Это он шрамы тебе оставил?

— Нет, — цежу сквозь зубы.

— А кто тогда?

— Зачем все эти вопросы?