— Это не делает их друзьями. Они могут не знать всеобщего, оказаться мутантами, напасть сразу же, как только освободятся.

— Не проверим — не узнаем.

— А если зря потратим время?

— Мы в любом случае потратим его зря, если пройдем полсотни миль и не найдем нихрена, — парирует Ши, — а так мы хотя бы попробуем узнать, есть ли там что-то на самом деле.

— Только я тебя прошу, — подаюсь вперед, но девушка неуловимо отступает, сохраняет дистанцию, — не лезь под руку. И без геройства.

— Следи за собой, двоедушник, — она гордо вскидывает подбородок и расправляет плечи. — И не стой на линии огня.

Я не могу на него смотреть. Мне неловко и страшно, наверное, впервые в жизни. Дома все было проще и понятнее. Мне не приходилось волноваться рядом с Севером, не нужно было думать о чем-то кроме работы с его людьми.

Никто не относился ко мне, как к женщине, только как к правой руке Главы. Выполняли приказы, слушались, хоть иногда и позволяли себе колкие шутки и насмешки, но быстро затыкались, когда сталкивались со мной лицом к лицу во время тренировочного боя. Пара-тройка переломов укоротить язык кому угодно.

И тут в жизнь, которая и так потеряла любые намеки на упорядоченность, ураганом врывается двоедушник.

Справедливая Саджа, как же просто все было тогда, вечность назад! Единственной заботой были камкери и их бесконечные попытки вонзить зубы в нашу планету.

Быстрые, смертоносные и безжалостные, они принесли в наш мир болезнь и забирали жизни тысяч воинов из самых разных Домов. Проснувшись утром, ты точно знал, что ждет впереди: чем ты будешь заниматься, как проживешь следующий день, а за ним еще и еще.

Но сейчас мир изогнулся, искривился, как картинка в калейдоскопе. Все стало чужим и непонятным, а я — ребенок, впервые попавший в дикий лес, сбившийся с тропы без всякой возможности вернуться домой.

Я украдкой смотрю на Геранта и мне кажется, что мужчина вот-вот рассмеется и скажет, что шутки шутит.

Плевать на чистоту крови, сказал он.

Но разве не все люди говорят так, чтобы втереться в доверие? Разве может быть не противна сама мысль о прикосновениях в этому изувеченному телу? К чудовищу, рожденному от врага.

Мне страшно, и я отталкиваю непрошенные мысли. Закрываюсь, сворачиваюсь в колючий клубок и ничего не говорю.

Намеренно выбираю молчание и не могу дождаться, когда мы вернемся на корабль и улетим с этой проклятой планеты. Отчего-то в голове сложилась четкая картина, что уж на Заграйте-то жизнь будет простой и понятной. Как дома.

По полочкам разложатся спутанные мысли, по закуткам разбредутся сомнения и неуверенность. Все вернется на круги своя. Я буду служить Буре, как служила его отцу. Герант навсегда исчезнет, потому что вольные стрелки такие и есть — нигде надолго не могут осесть, летят туда, где нужны их услуги.

Кочевники, наемники, бесконечные странники. Разве можно думать, что этот человек способен на что-то серьезнее банальной интрижки?

Что за глупости?!

Почему меня это волнует?

Мы передвигаемся перебежками, а Герант ничего не говорит, только подает знаки, когда остановиться и когда идти вперед или спрятаться. Мы медленно приближаемся к краю озера, двигаясь параллельно группе местных жителей. Они не смотрят в нашу сторону, кажется, их вообще не интересует происходящее вокруг.

Редкие островки деревьев укрывают нас от чужих взглядов, листья под ногами медленно сменяются белой галькой.

Она странно глушит шаги, будто под подошвами сапог не камень, а поролон. От озера веет сладкой прохладой, и я невольно вдыхаю поглубже.

С каждым пройденным футом я различаю все больше. Четверо из шестерых участников процессии были укутаны в серые балахоны, а скованные цепями пленники — напрочь лишены одежды, если не считать пару кусков ткани, стянутых на бедрах и груди.

Еще одна перебежка, мягкое прикосновение к плечу. Герант прикладывает палец к губам и указывает вперед, где галька идет волнами, превращается в настоящие барханы не меньше двух-трех футов высотой. Через них нужно перебираться осторожно, чтобы не привлечь внимание. На минуту теряем людей из виду, но быстро находим удобную точку, откуда открывается вид на все озеро и серп берега.

— Работаем быстро. Одна пуля — один труп. Ясно?

Киваю, и мы перебираемся к первому небольшому бугру из гальки.

Процессия останавливается у самой кромки воды и пленников выталкивают вперед. Девчонка, а мне кажется, что это именно девчонка, бухается на колени и протяжно вскрикивает, за что получает увесистый удар под ребра и отлетает в сторону не меньше, чем на ярд.

Второй пленник дергается и хочет налететь на обидчика, но падает, как скошенный стебель, сбитый ударом в висок.

Я мягко перебираюсь к соседней насыпи. Герант не останавливает и движется в другом направлении, чтобы подкрасться с противоположной стороны.

Чем ближе к врагу, тем яснее я осознаю, что неизвестные говорят на всеобщем.

— Проклятый глупец! — орал один из «балахонов». — Зашиб мальчишку! Что мы теперь скажем старейшине, если богиня озера отвергнет наши дары?!

— Да бросим ей тело — и дело с концом! — рявкает в ответ другой. — Тем более девка еще жива.

Мне нужна всего секунда, чтобы встать на ноги и прицелиться.

И тот, кто убил парнишку, падает первым. Оседает на землю кучей тряпья и несколько раз вздрагивает.

Красный сцил вгрызается в череп и уже внутри раскаляется, брызгает в стороны огненными всполохами, отчего глаза мужчины закипают в глазницах, а изо рта рвется сноп пламени. Он умирает даже быстрее, чем успевает осознать это.

Второго сносит заряд из дробовика Геранта, а третий что-то кричит, захлебывается словами и наклоняется над съежившейся на земле девчонкой. Хочет использовать ее, как живой щит, но двоедушник быстрее. Он вообще нечеловечески быстрый при своих-то габаритах, и я отчетливо вижу, как смазывается его силуэт, когда Герант движется, как клинок рассекает густой жаркий воздух и врубается в череп врага с противным чавканьем.

Четвертый бросается к озеру, будто собирается найти укрытие в его черных водах. Он кричит и размахивает руками, зовет какую-то богиню, а я уже держу его на мушке и готова стрелять. Оглаживаю спусковой крючок, но не успеваю глазом моргнуть, как из воды поднимается маслянисто-черное щупальце, не меньше сотни футов в длину и одним точным ударом размазывает несчастного по белой гальке, оставляя за собой кровавое пятно и месиво из мускулов и костного крошева.

Совершенно ни о чем не думаю, когда срываюсь с места и лечу вперед, чтобы спасти малышку, застывшую у тела погибшего пленника. Девочка цепляется за руку мертвеца и раскачивается вперед-назад. На грязном лице хорошо видны дорожки от слез.