— Ну, ты потерпи еще немного. А с деньгами… Разберемся с деньгами, если что. У меня их есть.

— Это хорошо, — умиротворенно закивал Сумкин. — Мне всегда нравились приличные люди с деньгами. Я тебе все отдам. Потом. Если что.

Оба как по команде замолчали. Напряжение постепенно отпускало.

— Кстати, о ранах, — сказал наконец Сумкин. — Не знаю, как у тебя, старик, а у меня от дырки в ноге только пятнышко темное осталось на память. И не болит ничего. Что бы это значило, а? Чудо?

— Вот уж не знаю, — пожал плечами Чижиков. — У меня порез на руке до сих пор не совсем зажил.

— Погоди… А где ты порезался?

— Как — где?

— Ну, в гостях у Цинь Ши-хуана? Или раньше?

— Еще в Питере.

— А у Цинь Ши-хуана пострадал как-нибудь?

— Э-э-э… — Котя подумал. — А! Так мне же шею копьем… — Он пощупал шею. — Ни следа.

— Вот! — ткнул его пальцем в бок Сумкин. — Мы возвращаемся в нашу реальность с минимальными потерями. Закон путешественников во времени, старик!..

Опять помолчали.

— Иэх… А вот скажи, старик, — задумчиво произнес Сумкин, — как ты думаешь, а вот мой замечательный чемодан, который я сегодня еще даже не собрал, — мой любимый и единственный чемодан со всем столь приятным мне содержимым, он тоже летит этим рейсом?

— Не знаю… — Пожал Котя плечами. Он представил себя на месте Федора: в чужой стране, без денег, без вещей — и внутренне поежился. Нет, не хотел бы он так… И это было странно, потому что буквально несколько дней назад именно он, Котя Чижиков, оказался против своей воли не только в чужой стране, но даже в чужом времени, однако не слишком о том переживал, а вот из-за чемодана Сумкина почему-то расстроился. — Это было бы слишком хорошо.

— Да, старик, — кивнул Сумкин. — Это было бы просто чудо. Просто чудо.

Сказал — и замолчал. Видимо, тоже осознал всю нелепость переживаний из-за какого-то там чемодана, когда только что с ним случилась история куда более невероятная. Лицо у великого китаеведа сделалось мечтательное.

— Там была моя любимая электрическая зубная щетка… И сигарет три блока. И книжка на почитать в гостинице. И водки две бутылки. Хорошей…

«Мы полные придурки», — подумал Котя.

Сумкин еле слышно вздохнул.

— Ладно, старик, давай продолжай итожить, коли начал, а я своевременными и крайне остроумными замечаниями буду уточнять твои показания к всеобщей пользе, — произнес наконец он.

— Продолжаю. Итак, мы на самолете. Это мы установили.

Чижиков покосился на Сумкина. Тот кивнул.

— О том, что перенеслись мы сюда несколько иным способом, нежели в эпоху Цинь Ши-хуана, говорить, кажется, не надо, — снова покосился на Сумкина Котя. Тот опять кивнул. — Из видимых потерь лично я наблюдаю отсутствие Шпунтика и Ники. «Илиада», паспорт, мобильник и прочие важные вещи при мне. Кажется.

— У меня расческу сперли, старик, — напомнил Сумкин. — Есть хорошо аргументированное мнение: как следует убедиться в сохранности нашего барахла. Предлагаю начать именно с этого. Для чего предлагаю уединиться с указанным барахлом и провести тщательную инвентаризацию. А потом будем искать Шпунтика и Нику.

— И где ты предполагаешь их искать?

Чижиков демонстративно огляделся.

— А в самолете, старик, в самолете! Хотя лично ты можешь вылезти наружу и осмотреть самолет с крыла. Шучу-шучу, ха-ха, ха-ха, не надо на меня так смотреть… Вот проверим барахло и пройдемся через весь салон в танце: ты к носу, а я в хвост, будто нам обоим враз в туалет приспичило, — мне, кстати, и в самом деле хочется! — а попутно внимательным оком окинем сонную пассажирскую массу. Не исключены забавные открытия, старик! Например, Ника, вновь перекинувшаяся в маленькую девочку, спит, свернувшись калачиком, с любимой куклой под щекой… Кстати, в двух словах поясни мне доходчиво, что имел в виду наш прозрачный друг, когда сказал, что Ника — не человек? Мне ведь не послышалось? А то вдруг это только у меня в голове прошелестело.

— Не послышалось, — подтвердил Котя. — Я слышал то же самое. Но только, Федор, для меня это так же загадочно, как и для тебя, хотя я знаю Нику чуть дольше… Что ни говори, а нечеловеческие свойства у нее всегда были. Взять хотя бы само превращение: бац — и уже девка взрослая… Человек так не может.

— Ну-ну, — криво усмехнулся Сумкин. — Будущее, старик, оно знаешь какое! Кого хочешь перекорежит. Тем более у них там мир рушился: тут не то что в девку, в мужика с лысиной и пивным брюхом перекинешься — и бежать, бежать, бежать!.. Но согласен, как-то это не по-человечески. Ладно, давай по плану действовать. Осмотрю свой скудный скарб.

С этими словами великий китаист, кряхтя, поднялся с кресла и ушел на свой ряд. Чижиков уложил на освободившееся место узел со шмотьем, развязал и погрузился в детальное обследование вещей.

Перво-наперво он избавился от древнекитайских шмоток: туго свернул, запихнул ком в полиэтиленовый пакет из «дьюти-фри», кое-как заклеил его оторванным с пакета скотчем и затолкал глубоко под сиденье. Вещей сразу стало меньше, то есть почти не осталось. Паспорт, мобильник, доллары — то, что было в карманах.

Кстати, о карманах.

Котя встал и поочередно обследовал карманы джинсов. И кроме носового платка и монеты в два евро, полученной в качестве сдачи в питерском «дьюти-фри», в заднем кармане вдруг обнаружил… Дракона. Чижиков медленно сел — даже не сел, а сполз по спинке кресла, тупо глядя на ладонь, на которой мерцал серебряным светом таинственный предмет.

Снова вместе, снова рядом… Ах ты, моя прелесть!

Волна теплой радости охватила Котю. Спрятанное под рубашкой Зеркало ответило находке чуть заметной вибрацией.

Чижиков смотрел на Дракона почти с любовью и думал о том, что, видимо, в одном времени такой предмет может быть только один, и вот почему в Древнем Китае он Дракона потерял. Ведь в это время амулет был у Лю Бана, будущего основателя династии Хань, и у того он появился раньше, чем туда попал Чижиков. И потому Дракон исчез, а сейчас как раз вернулся.

— Ну что, старик?

Над спинкой замаячила взъерошенная голова Сумкина, которой причесывание пятерней ничуть не помогло, и Котя воровато сунул Дракона в боковой карман куртки.

— У меня, кроме расчески, все на месте. А расческу попер на память какой-то древнекитайский гад. Наверное, этот, как его, Сун Сокрушительный. Он мне с самого начала не понравился, а потом и вовсе слинял с поля героической битвы, где мы так славно навешали неприятелю. Теперь, наверное, пристроил мою расческу в домашний храм и выдает за перо чудесной птицы феникс. Смрадный негодяй!.. И между прочим… — Сумкин сделал хитрое лицо и украдкой показал Коте болтавшийся на шее амулет-переводчик. — Между прочим, эта фигня тоже при мне.

— И при мне, — вздохнул Чижиков. — Погоди-ка, Федор… Котя нашарил в кармане клочок бумажки, вынул — корешок посадочного талона. Задрал голову, посмотрел на номер своего места. А ведь место то же самое!