вековых сосновых стволов, и решили они укрыться в этой домине, дождаться рассвет, когда волки сменят личину, и с людьми им справиться будет легче. Подперли юноша и Милена боярская дочка двери досками, да стали ждать, что будет дальше. Да только убежище их, каким бы надежным не казалось на первый взгляд, держалось от напора целой стаи перевертней из последних сил, прогнившие стволы и доски, готовы были вот-вот рухнуть.

Что делать… решили Милена и ее жених перед смертью обвенчаться, не как в церкви велят, а по покону предков. Разрезала Милена себе клинком серебренным запястье, то же сделал ее названный жених, и смешали они кровь свою вместе в чаше с вином, и сделали по глотку, став мужем да женою.

И призналась тут Милена юноше тому, как мужу, что грешна она была.

Призналась, что на отчиме ее страшное проклятие. Когда-то было в этих землях капище древнее, Световита, да пришли христианские отцы вместе с дружиной Владимировой и пожгли то древнее капище и волхвов смерти лютой предали, и пред смертью главный Волхв Вольха, проклял всю землю, что приняла веру новую, да в сердцах призвал на землю эту Волка черного Ууммаа. И пришел на землю Уумм. И привел за собою стаю, и стал он князем ночи. И боялся кто либо в землях этих ночью выйти за порог дома своего, да и в доме, мало было надежды в живых остаться. И стали люди приносить Уумму дары, да жертвы человечьи. Но мало было тому волку, рыскал он по ночам вместе со стаей своей и искал предначертанную ему невесту. Говорили, что невеста та зачать должна была от Уумма дитя, и родить нового Темного господина, что будет править миром, а Уумм, со стаей будет ему верным слугою. Да вот только никак не мог Уумм найти предначертанную, а пока, совершив обряд тайный, сменив личину волчью на человечью, стал жить Уумм посередь человеков, потому как упорен, да терпелив был вожак стаи перевертней.

– И что? – спросил юноша.

– Да ты еще не понял? – вопросила Милена, боярская дочка. – Да тот черный волк Уумм и был мой отчим названный, а я его предначертание. И мать мою волк убил и бабку, сердца их сожрав, и…– тут Милена раскраснелась, да замолкла.

– Что, и.. Что любая?

– Да сотворил отчим черное, понесла я от него. Убей меня муж мой, пока семя черное во мне, живы перевертни, готовые служить мне, а затем сыну проклятому моему. Убей любый!

Заплакал вьюнош горючими слезами, да вонзил серебренный клинок, прямо в сердце жены своей и испустила она дух. И начали один за другим исчезать перевертни, а вместе с ними пропал и рыжий колдовской жеребец.

И завыл тут вьюнош на луну, по волчьи, и увидел, как у него шерстюга из кожи полезла, да когти на пальцах железом налились, и вонзил он и себе клинок серебренный прямо в сердце и умер…

*

– И что на этом твоя сказка закончилась? – Спросила Она, опираясь на свои хрупки локотки, перевернувшись в кровати со спины на живот, и глядя своими изумрудами глаз в пронзительную зелень его ответного взгляда.

– Конечно же, нет, ответил Он. – Эта сказка только еще началась…

*

После той истории прошло еще три столетия. И вот в волчьей семье родился непростой волчонок. Был он силен, да окрасом черен, был он отважен, да хитер, свиреп, да жесток, и после третьей своей весны стал вожаком стаи. И стал водить он свою стаю к людским селениям, да вот только ни скот, ни провиант какой та стая не трогала, но вот человечинкой баловалась. И как не пытались изловить да истребить ту стаю, всегда волки уходили не битыми, хитер и умен был вожак. И вот с каждой отобранной человеческой жизнью, с каждым сожранным людским сердцем, стал тот волк все более личину человеческую принимать, но хоть и стал он теперь ходить в личине людской, нутро его было звериное, и слушалась его стая не переча. Но не только голод вел черного волка, по исполнению определенного срока, стал он все чаще появляться среди людей и искать свою предначертанную, и звали того волка Ууммаа.

Но только обрел Ууммаа личину людскую, разверзлась земля на холме у старого городища, и вылез из той земли мертвяк, полусгнивший труп, но блестели в глазах трупа синие огни, и блестело, синим в костяной деснице мертвяка серебренное лезвие клинка. Так, как часть древнего проклятия пришел в наш мир Убийца Волка. И вынесса из леса дремучего конь рыжий, колдовской не боявшийся перевертней, и не убоялся он своего нового всадника – мертвяка. И была ночь не для одного Ууммаа, и была ночь и для его Убийцы.

Долго ли коротко, нашел Уумм мать своего предначертания, и та женщина, как и три сотни лет назад была вдовою, и послала она дочку свою навестить захворавшую бабушку в соседней деревеньке, да отнести той пирожков. Жила бабушка на самой окраине деревни, уже за кромкой леса, да и день клонился к закату, вот и волновалась мать за свое дитя.

Ждет – пождет, да в окошко все поглядывает. «Не видать ли там дочкиной шапочки приметной, красной. Нет, не видать». Да вот тут стук в дверь. А на пороге стоит статный молодец, фигурой могуч, да волосом черен, да глазами зелен. Тут бы матери взволноваться, что за, мол, незнакомец к вечеру. Но незнакомец то собой был хорош, да женщина та давно одна без мужа маялась, и пустила она его в свой дом без расспросу, а затем и в постель свою пустила вдовью. Наигрался черный волк вдоволь, намиловался да убил ту женщину, съев ее сердце. Перекинулся волком, нашел дом, куда шла девочка – его предначертание, нашел ее бабушку, и ее убил, а сердце съел.

И вот сидит Уумм и ждет когда придет девочка в красной шапочке. А девочка то та, девица юная в лесу заплутала, с пути сбилася.

И вот в потемках подходит она к дому бабушки, и кличет ее, да та не отзывается. И за веревочку дергает девушка, и дверь открывается, а на пороге мужчина статный, телом могуч да волосом черен, да глазами зелен. Раскраснелась красная шапочка, застучало ее сердечко юное к любви созревшее, и забыла красная шапочка и маму и про бабушку, села за стол с кавалером неожиданным, да стала речи вести.

– Мол, откудова вы мужчина будите? Из какой семьи племени?

А человек лишь тот улыбается, да