Приветствую доблестные войска генерала Первушина и генерала Львова и славных моряков группы военных кораблей капитана первого ранга Басистого, положивших начало освобождению Советского Крыма!

Крым должен быть освобожден от немецко-фашистских захватчиков и их румыно-итальянских прихвостней.

Иосиф Сталин.

Москва, Кремль,

30 декабря 1941 года».

Торжественно взволнованный голос Левитана, в котором явственно звучали радостные нотки, преодолев тысячи километров, долетел и до осажденного Севастополя.

Эта радостная весть облетела мгновенно весь фронтовой город от берега моря до заснеженных горных отрогов, от прифронтовых штабов до блиндажей, до укрепленных районов и передовых окопов. Эта весть вселяла в сердца уставших от боев защитников, моряков и пехотинцев, отбивших очередной отчаянный и многодневный штурм немцев, светлую надежду на будущее и укрепляла уверенность в предстоящем победном торжестве.

5

Голос московского диктора услышали и в промерзшей, усыпанной снегом Балаклаве, самой южной точке севастопольской обороны, в штабе полка. В ту минуту, когда радист, широко улыбаясь, торопливо записывал в журнал известие о высадке десанта в Феодосии и новогоднее поздравление из Москвы, Сталина Каранель вышла из каземата во двор Генуэзской крепости. На море бушевал шторм. Ветер бросил в лицо снежную крупу. Глаза невольно заслезились. Сталина глубже нахлобучила черную меховую ушанку, поправила на шее серый шерстяной шарф, связанный и подаренный ей в прошлом году бабушкой Ханной.

Шарф был мягкий и теплый. Она держала в руках конец шарфа, перебирая пальцами бахрому. «Вот и все, что осталось у меня от мирной жизни, – грустно подумала Сталина. – Дом разбомбили, баба Ханна в Инкерманских штольнях, отец еще в первые дни войны…» Крейсер «Москва», где он служил старшим помощником капитана, героически погиб, ушел на дно Черного моря при дерзком рейде отряда боевых кораблей на Констанцу, главную румынскую военную базу… От Алеши Громова ни слуху ни духу. Сегодня ночью он ей приснился. Алексей пытался ее поцеловать, а она увертывалась и отворачивалась… Где он? Что с ним? Жив ли? Слезы покатились по ее щеке. Сталина стерла их кулаком, но на их место появились другие. На душе было хмуро и пасмурно, и никакой радости впереди, в ближайшие дни и недели.

– Здравствуй, первый день Нового года, – тихо и грустно произнесла она и закусила губу.

Думала ли она год назад, счастливая и радостная, что в такой обстановке придется встречать Новый год? Даже в кошмарном сне не могло присниться…

Около древней крепостной стены дюжина моряков занималась гимнастикой. Обнаженные по пояс, они весело и шумно делали упражнения, размахивали руками, приседали, подпрыгивали, многие обтирались снегом, и от их порозовевших тел исходил легкий пар.

В этом году зима, необычно для Крыма, слишком рано вступила в свои права. Пасмурное серое небо нависло над Балаклавой толстой мешковиной хмурых туч, они выползали из-за хребта горы, на вершине которой укрепились немцы, выползали одна за другой и, казалось, опускались до самого низа долины, покрывая серой мутью полуразрушенный город. Редкий дым уныло клубился над крышами еще уцелевших домов. А с моря доносился гудящий рев шторма, густой и монотонный, чем-то похожий на артиллерийскую канонаду.

Артиллерийская канонада, стрельба, трескотня автоматов и пулеметов, гулкие разрывы бомб долго звучали в ее ушах. Перед Новым годом гитлеровцы предприняли очередную попытку прорваться в Севастополь на этом участке обороны. Но севастопольцы устояли. И здесь, в Балаклаве, немцы не продвинулись ни на метр, как и штормовому морю не удалось одолеть прибрежные скалы. Бесконечные ряды серо-зеленых волн, своим цветом схожие с немецкими шинелями, с дикой яростью, одна за другой, бросались на потемневшие бурые каменные откосы, на рыжие гранитные скалы. Но преодолеть их не хватало сил. И они с грохотом разбивались, фонтаном взлетали вверх и с брызгами и белой пеной падали вниз, уступая место очередной грозно атакующей волне.

Вместе с грохотом волн от моря несло соленым ветром и сырым туманом. С приходом холодов наступало то зимнее время, когда ласковое Черное море внезапно теряло свой привычный облик, привычные светло-зеленоватые, лазурные и глубокие ультрамариновые краски и становилось черным и угрюмо свирепым.

– Наши высадились в Крыму!

Мимо пробежал посыльный из штаба, непонятно почему веселый и радостный. Размахивая руками, он громко повторял:

– Наши высадились в Крыму!

«А где мы? На Кавказе, что ли?» – Сталина грустно усмехнулась, окутанная своими невеселыми думами. Но одно слово «высадились» как-то внезапно заставило ее насторожиться. Вокруг произошла какая-то перемена. Моряки, которые обтирались снегом и занимались гимнастикой, вдруг стали подпрыгивать и веселиться. Из каземата выскочил Костя Чернышов, в полосатой морской тельняшке, крупный, как медведь, с трофейным немецким автоматом в руках стал палить очередями в небо, в сторону вершины горы, где укрепились немцы. За ним стали салютовать и другие бойцы.

– Наши высадились в Крыму!

– Десант в Феодосии!

Сталина встрепенулась как птица. Десант в Феодосии? Неужели правда? Вот это да! Серый пасмурный день сразу превратился в сияющий, праздничный. Новогодний день засверкал новыми красками. Недавняя обреченность растаяла, как туман, и надежда, как солнце за облаками, вселяла уверенность, порождала в сердце светлую веру в то, что самое главное, самое важное в ее жизни еще впереди. И жизнь обретала торжественную радость. Снег вокруг заискрился блестками. Слезы грусти превратились в слезы радости. Она их не стыдилась, не стирала со щек кулаком. Губы расплылись в улыбке, она повторяла и повторяла как заклинание:

– Десант в Феодосии! Десант в Феодосии!

В эти минуты ей открывалась великая военная тайна. Сталина выучила наизусть единственное письмо от Алексея, которое привез из Новороссийска сам Дмитрий Васильевич Красиков. Как сказала тогда ей баба Хана, вручая письмо, что «главный спортивный начальник» строго наказывал «передать письмо лично в руки, о нем никому не говорить и никому не показывать». Тогда такая секретность удивила Сталину. А теперь, только теперь она поняла. Все поняла! Алеша намеками раскрывал военную тайну, а она и не догадывалась. Он писал, что «с друзьями придет пешим ходом в родной город, что они победно встретятся!» Слова «пешим ходом» были подчеркнуты. Она часто над этим задумывалась, но понять скрытый смысл не могла. А Алеша прямым текстом говорил о предстоящем десанте в его родную Феодосию! Что готовится помощь осажденному Севастополю не с моря, а с суши, и он придет «пешим ходом», придет в Севастополь, и они с ней «победно встретятся»!

Сталина зажмурилась, и в памяти стали воскресать приятные моменты сна, когда Алеша тянулся к ней, обнимал и все пытался поцеловать… Сон-то в руку! Сон вещий! Алеша там, в Феодосии! Она улыбалась сквозь слезы. Алеша там, среди десантников! Он жив! Жив! Родной мой! Милый! И мы встретимся… Обязательно встретимся!