Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, оно и так, сэр, да только дьявол вместе с бесами и сам не обрадуется, если пьяницы к нему заявятся раньше времени!
Мистер Склейтер невольно улыбнулся такой внезапной ретивости, и сердце его смягчилось. Что ни говори, ничто не обезоруживает священника–шотландца так, как знание Священного Писания! К тому же, мистер Склейтер обладал чувством юмора, искупавшим другие его недостатки, — хотя, правда, не ценил его, потому что не верил, что оно даровано ему Богом.
— Это Вы правильно сказали, — ответил он. — Хоть они и бесы, а решили, что лучше в свиней поселиться, чем в этаких! Только ведь и свиньи–то их не вынесли!
Ободрённая его снисходительным тоном, но не желающая доводить линию его рассуждений до логического конца, миссис Кроул рискнула пуститься в свои собственные.
— Видите ли, сэр, — начала она, — пока есть виски, горло для него всяко найдётся. Такая, выходит, у выпивки дорога — из бутылки да в горло, как повелось, с природой не поспоришь. Так уж если от неё никуда не денешься, придётся и заведения держать. Да что там говорить, сэр! Всему городу только лучше, что эти несчастные создания напиваются смирно да чинно, в приличном месте. Да вот вы сходите к мировому судье, сэр! И если вам там скажут про меня чего плохое — только смотрите, сэр, чтобы свидетели были верные и непродажные — что в моём доме беспорядок или безнравственность какая, то сразу смело идите прямо ко мне, и я вам сию же минуту поклянусь, что продам лавку, только меня и видели. Только не думайте, что после меня дела пойдут по–другому! Коли вы меня прикроете, так всё равно все потянутся к Джоку Тамсону или к Джими Дьюку, и тогда такое начнётся, что я бы вам сказала, да, видит Бог, не хочется язык поганить. Так что все наши пьяницы только раньше времени в геенну скатятся, как те бесы. Эх, да им и так недолго осталось! Кто же их пожалеет, кроме меня?
— А что будет, когда эти несчастные жертвы Вашей пагубной жалости окажутся в том жутком месте, где у них больше не будет виски, чтобы утолить вечную жажду? — спросил Мистер Склейтер, снова оседлав своего любимого конька и с наслаждением на нём раскачиваясь. — И где тогда окажетесь Вы, миссис Кроул, а? Как Вы полагаете?
— Куда Бог пошлёт, там и окажусь, — ответила женщина. — А куда Он меня пошлёт, признаюсь, пока мне не очень–то хочется думать. Только будь я на вашем месте, Мистер Склейтер, я бы хорошенько подумала, чтобы дров сгоряча не наломать. А то всем ещё хуже будет.
— Но послушайте же, миссис Кроул, я ведь забочусь не только о Ваших несчастных покупателях. Ваша душа мне так же дорога, как и всякая другая, за которую мне придётся держать ответ перед Богом.
— Например, как душа миссис Бонниман, — вопросительно предложила миссис Кроул с почти неуловимым лукавством в голосе.
Несмотря на свои внушительные размеры, город всё–таки был не настолько большим, чтобы кое–какие сведения о личной жизни его обитателей время от времени не становились всеобщим достоянием. Миссис Бонниман была красивой и богатой молодой вдовой, и слухи о том, что эти её достоинства пленили сердце мистера Склейтера, донеслись до ушей миссис Кроул задолго до того, когда она с ним познакомилась. На лице священника отразилось несомненное замешательство, и, стараясь не испортить всё дело, миссис Кроул поспешно заговорила дальше, как будто это имя пришло ей в голову совершенно случайно.
— Нет, нет, сэр, — сказала она, — что уж там думает Создатель о моей душе, я не знаю, врать не буду. Только не надо говорить, что моя душа для вас не хуже души такой красивой и элегантной дамы, как миссис Бонниман! Сказать по правде, — добавила она, скорбно покачивая головой, — не очень–то жизнь меня баловала, так что поглядим, может, мне какое послабление–то и выйдет!
— На Вашем месте я бы не очень на это рассчитывал, миссис Кроул, — сказал Мистер Склейтер. Он почувствовал немалое облегчение от того, что разговор свернул в сторону, но теперь начал слегка побаиваться хозяйки кабака и не хотел её сердить.
В ответ на это замечание миссис Кроул тут же воинственно выставила вперёд полный перечень своих благочестивых достижений.
— А я плачу всё, что с меня причитается, — со скромной твёрдостью заявила она. — И в церкви всегда опускаю в кружку, что полагается, — когда грош, а когда и шестипенсовик. Я как раз думала, что надо бы в церковь–то сходить, и не позже завтрашнего вечера, а тут как раз вы и пришли, а я–то и не знала… Ну да ладно, чего уж там. Так вот. Врать я много не вру, не ругаюсь, имя Господне всуе не упоминаю и покупателям запрещаю. А виски у меня всегда самое лучшее, и в воскресенье я вообще ничего себе не варю, разве что бульон, а ведь бульон сварить это не грех, он знай кипит себе потихоньку: поставь на огонь да и иди себе в церковь. Правда, Библию–то я не читаю, как должна, — тут я, конечно, виноватая — но всё равно, сэр, если уже рассудить по–честному, то, хоть я не должна так говорить, найдутся в нашем приходе люди и похуже, чем вдова старого Бенджи Кроула.
Так что, сэр, если вы всё–таки не хотите пропустить капельку да подзаправиться перед своими святыми трудами, то уж простите меня, а мне надо бы пойти, да кровать заправить, а то у девушки моей палец нарывает, а грязи да беспорядка я у себя не допущу. Спасибо, что зашли и позаботились обо мне несчастной. Старый–то наш священник, мистер Ренни, ни разу ко мне не приходил, дай ему Бог здоровья. Все, кто меня знает, сэр, ничего плохого про меня не скажут, говорю вам с чистой совестью, да и вы заходите, сами убедитесь. И ещё одно вам скажу, сэр: сколько лет держу лавку, сколько народу у меня бывает, а я ещё ни разу видала, чтоб хоть один из них задумался о своей горькой судьбе да покаялся… — не хотите ли, сэр, заглянуть в гостиную? нет? — ну так вот, честное слово, ничего подобного я ни разу не видала! А если бы увидела, то неужели бы я лён курящийся угасила, да трость надломленную преломила, а? Нет, не будет на моих руках ничьей погибели, ни душой, ни телом!
— Ладно, ладно миссис Кроул, — проговорил священник, слегка ошалев от обрушившегося на него потока и не зная, что сказать, чтобы хоть как–то пробиться к своей прихожанке. — Я не сомневаюсь ни в одном Вашем слове. Но ведь Вы и сами должны знать, что спасение даётся нам не по делам. В глазах Господа самые праведные наши поступки всё равно, что грязные лохмотья.
— Знаю, мистер Склейтер, как не знать! Так вы не стесняйтесь, как будете мимо проходить, так и заглядывайте. И стыда вам в том никакого не будет, потому что живу я честно и никого не обижаю.
— Хорошо, миссис Кроул, — ответил священник, с облегчением поворачиваясь к двери. — Только сразу Вам скажу, — добавил он, остановившись, — мнения я своего не изменю и потому советую Вам хорошенько обдумать всё, что я сказал!
С этими словами он поспешно вышел из лавки и быстро зашагал по улице прочь, очевидно опасаясь её ответа.
Миссис Кроул снова повернулась к полке, достала оттуда ту же самую бутылку, налила себе полстакана виски и лихо его опрокинула. Ей только что пришлось думать и разговаривать о вещах малоприятных, а из–за этого она всегда, по собственному выражению, «дрожала как осиновый лист». Она была одной из многих людей, чья жизнь питается совсем не теми источниками и кто черпает своё утешение на мирской половине вселенной. Трудно сказать, кто из них с мистером Склейтером был сейчас ближе к Пламени, согревающему самое сердце всей земной жизни, но у неё, по крайней мере, было то преимущество, что все усилия своей души она тратила на простое самооправдание и на тщеславие у неё просто не оставалось сил. Тяжко вздохнув, она принялась хлопотать по дому. Её не утешило бы даже то соображение, что ни один поставщик виски в округе не мог бы выставить столько доводов в свою защиту. Даже само выпитое виски не принесло ей облегчения. Оно обожгло ей не только желудок, но и совесть, и она поклялась себе больше никогда до него не дотрагиваться.