Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий же день, поняв, что пираты недооценивают угрозу и что некоторые из его помощников, в силу алчности, готовы арестовать его и передать вражескому командованию, лишь бы что заплатили, Риден инсценировал свое самоубийство. Взорвав несколько гранат на мостике, и предварительно отправив всем членам бывшей своей команды сообщение с коротенькой прощальной запиской, он благополучно удалился на небольшой шлюпке к ближайшей обитаемой планете. Население планеты имело паспорта, такие же, как один из его трех. Так погиб легендарный пиратский вожак Гард Хоккум и одновременно с этим незаметно для всех воскрес добропорядочный гражданский космоход Гравис Риден.
Начавшийся на мостике пожар едва смогли потушить. Сомнений в смерти бывшего коммодора ни у кого не было. Оставшись без столь удачливого и надежного командира, пираты сначала растерялись и долго бездействовали, ожидая, кто же из его помощников станет теперь вожаком. Доходило до массовых драк и вооруженных стычек, которые ни к чему хорошему не приводили. В конце трёхдневных «выборов», перемежавшихся с попойками и дебошем, новый лидер бесноватой ватаги был-таки выбран. Однако буквально через несколько часов явившийся объединенный флот Державы и Коммуны окружил и уничтожил пиратскую эскадру, которая оказалась совершенно не готова к бою, в силу утраты всякой боевой дисциплины, да и вообще царившего на кораблях пьянства и разгильдяйства.
За время лихой жизни Риден повидал всякое, заносило его черт знает куда и сталкивала его судьба с очень разными людьми. Чего греха таить – был он в молодости довольно хорош собой, и симпатия его к женщинам зачастую была взаимной. Но ни к какой привязанности его не тянуло, даже наоборот, он избегал ее. Поэтому и о своих детях, народившихся в разных звездных системах от разных матерей, он узнавал постепенно, со временем. Достоверно ему было известно о двух сыновьях и одной дочери, о которых он узнавал с интервалом года в три.
Как порядочный человек, Риден, только получая подтверждение информации о каждом ребенке, тут же начинал его финансирование. Причем неслабое. Все дети жили в небогатых провинциях, поэтому от помощи горе-папаши матери этих детей не смели отказываться. Со временем все три семьи Ридена сумели перебраться на более благоустроенные и сытые планеты, все еще не сдаваясь гордости и принимая помощь от общего отца. Но это самое чертово время мчалось бешено. Дети выросли, получили образование, и, поступив на разные службы, начали обзаводиться семьями собственными.
Надо сказать, что хоть оба сына и дочь Ридена знали о нем, но никогда его не видели, довольствуясь небылицами о чудо папе, спасающем вселенную или открывающем новые миры, которыми пичкали их с детства матери. Только когда у Ридена стали появляться внуки, он, осентименталившись, видимо, до неузнаваемости, начал предпринимать попытки выйти со своими отпрысками на прямой контакт. Происходило это, конечно, уже в пору его новой жизни, где он был капитаном БРИГа.
Удавалось выходить на эти контакты не сразу. И, впрочем, даже когда удавалось, это не принесло многодетному отцу той радости или хоть того облегчения, на которое он рассчитывал. Дети были к нему довольно холодны. Вот ведь штука – сами по себе они друг о друге ничего не знали, даже не знали о самом существовании других кроме себя детей Грависа Ридена, однако при встрече с отцом вели себя очень схоже. И матери абсолютно разные, и характеры, и воспитание не совсем одинаковое, а реакция на первую встречу с биологическим отцом, притом – благодетелем, была всё одна – сдержанная терпимость. Это ещё при условии, что без его финансовых вливаний в их благополучие, черта с два бы они выбились в люди.
Можно было бы сказать, что они неблагодарные. А также можно, сильно подумав, выдвинуть мнение, что и детей понять можно. Что же это за отец, который откупился от необходимости быть заботливым и ласковым? Где он был все эти годы? Так ли подобает поступать родителю с чадами своими? Ну и в таком духе. В общем и целом он сумел-таки договориться (не без помощи матерей) со всеми тремя чадами о том, что, раз уж с ними у него общения не получилось, и в этом он безмерно себя винит, то пусть уж они позволят ему хоть изредка видеться с внуками.
Естественно, его предложение было принято лишь на условиях его регулярной спонсорской помощи в адрес означенных детей. Эта договоренность, достигнутая Риденом невероятными усилиями, дала ему новый стимул в жизни.
И вот теперь Гравис Риден, капитан БРИГа Сагитта, тих и спокоен. Он доволен своей новой биографией и обнадежен новой целью в жизни. А цель его простая – тихонько ходить на БРИГе туда-сюда, возить груз, получать жалование (которое не шло ни в какое сравнение с оставшимися у него в укромных местах средствами, нажитыми в известную эру его деятельности) и дарить свою любовь и преданность бесценным внукам и внучкам.
Через вентиляцию в стене и сквозь щели в переборке еле заметно что-то просачивалось на мостик. Как если бы это был бесшумный рой совсем крохотных мошек, блеклым туманчиком возникший у двери. Рой начал быстро густеть, и через какие-то секунды он оформился в человеческую фигуру. Фигура, кстати сказать, была женская и очень даже ничего. Обрывки оранжевого матросского комбинезона торгового флота едва прикрывали ее наготу.
Риден покосился на явившегося адъютора, горько вздохнул и закатил глаза. Последний тут же распался обратно на мелких мошек и сразу же оформился, но теперь уже в будничного матроса с лицом до безысходности неопределенного вида.
Капитан, только лишь заметив первоначальное женское обличие явившегося личного помощника, ощутил едкую и щекочущую волну воспоминаний о прошедшей ночи, и, чуть пристыдившись своей разнузданности, сразу же дал адъютору мысленную команду принять обыкновенный рабочий вид. В его голове пронеслась неприятная мысль – неужели этот болван так и болтался где-то до утра в обличии этой вчерашней проститутки? Позорище.
Адьютор – личный помощник. Это сложный механизм, созданный на основе старой доброй технологии роботизированных микро-симбионтов. Стоит эта штука очень дорого, потому из всего экипажа БРИГа была она только у капитана.
Риден изо всех сил пытался сообразить – зачем же он его вообще вызвал. Да и не припоминал он, собственно, чтобы сейчас, в похмельных мучениях, он мог бы вообще даже подумать о том,