самые ранние источники Каббалы совершенно неубедительны[13].

Это был феномен, уникальный для Западной Европы. Похоже, существовали тесные связи между многими представителями светской культуры, которая достигла своего зенита в лирической поэзии трубадуров, на вид лишённой религиозной напряжённости, и этим радикальным движением, затронувшим сердца масс и напавшим на самые основания церковного авторитета и иерархии. Терпимое и даже активно одобренное многими великими феодальными правителями и большинством баронов, движение укоренилось, и потребовалось вмешательство королей Франции (преследующих, впрочем, собственные интересы), чтобы довести крестовый поход против катаров к победоносному завершению и сломить власть движения. В сердце Запада секта, связанная, по крайней мере, своей структурой и, возможно, также историей с миром гностицизма и манихейства, смогла не только обрести почву, но и почти добиться доминирующего положения в обществе.

Старые проблемы, некогда определившие облик маркионитского гнозиса, вновь поднялись на поверхность, проявив непреодолимую жизнеспособность. С разной степенью радикализма катары противопоставляли истинного Бога, творца ума и души, Сатане, творцу видимого мира. В своей пропаганде, подпитываемой глубоким пессимизмом относительно видимого творения, они стремились показать «совершенным» (perfect!) путь, ведущий к избавлению души. Интересно отметить (и многие историки культуры тоже обратили на это внимание), что бескомпромиссный радикализм секты построил более прочный мост к светской культуре, которая была позитивно настроена к жизни в этом мире, чем католическая церковь со своей градуалистской системой, настолько подверженной компромиссу. Эти диалектические отношения привлекли внимание многих наблюдателей ситуации, складывающейся в Провансе, и они тоже могут пролить свет на проблемы, связанные с появлением Каббалы. Вполне понятно, что влияние, оказанное мощным движением вроде катаризма могло отразиться в явлениях, которые, на первый взгляд, от него крайне далеки.

В то время ересь катаров уже вышла за пределы тайных собраний. Вся земля была наполнена гражданскими волнениями. На улицах и рынках bonshomm.es, называемые perfect!, взявшие на себя ношу строгих катарских требований, служившие, тем самым, живым примером, проповедовали против развращённости католических священников, против их социальных привилегий и против многих учений Церкви. Следуя по стопам Маркиона, многие из них прокладывали бездну между Ветхим и Новым Заветами, которые считали взаимно исключающими откровениями. Их метафизический антисемитизм не обязательно мешал им, при случае, обмениваться идеями с евреями, которые и сами были противниками католицизма[14]. Тем не менее, трудно судить, сколько правды в обвинениях нескольких католических полемистов XIII в., которые винили еретиков в общении с евреями[15]. Однако, читая интересное описание духовного состояния Прованса в тот период, представленное Жаном Жиро в первом томе его великой работы Histoire de l»Inquisition аи moyen age, [16] убеждаешься, что трудно представить, чтобы прованские евреи не замечали мощного возбуждения, потрясшего эту землю. В Нарбонне и Тулузе, важных еврейских центрах того времени, шли бурные диспуты и беспрестанные столкновения между враждующими лагерями. Именно в этих областях впервые появилась Каббала. Однако, в этой связи следует отметить, что катарская ересь не обрела твёрдой почвы в главных еврейских центрах, таких, как Нарбон и Монпелье[17].

Еврейские общины Лангедока, по крайней мере, их высший слой, достигли высокой степени культурного процветания. Преследования крестовых походов их не затронули. В Марселе, Люнеле, Безье, Нарбонне, Перпиньяне, Каркассоне и Тулузе процветало изучение Торы и Талмуда. Нарбонна особенно отличалась большой традицией еврейской учёности, которая протянулась на несколько поколений. Даже до появления Каббалы, с XI века последние мидраши появились или редактировались в этом городе или соседних центрах. Это относится к большим частям Мидраш Рабба о Числах, Мидраш Берешит Раббати и Мидраш Тадше, представляющих особый интерес с точки зрения истории религий. Они не только проявили заметную склонность к идеям, близким или развивающим эзотерические учения Талмуда в их древнейших формах, но и некоторые авторы, прежде всего авторы Мидраш Тадше, также были знакомы с древними литературными источниками, которые больше неизвестны нигде. Потому можно показать, что апокрифическая Книга Юбилеев оказала значительное влияние на Мидраш Тадше, хотя мы в настоящий момент не можем решить, опирался ли автор на внутреннюю еврейскую традицию, которая в остальном оставила очень мало следов на Западе, или же на христианские источники[18]. Однако, очевидно, что аггадическое творчество в южной Франции в XI и XII столетиях, сущность которого была вложена в эти работы, может служить своего рода преддверием к последующим разработкам Каббалы. Нам всё ещё не хватает более ясного и точного пояснения вклада этих старших поколений Лангедока в религиозную культуру иудаизма. Даже если внутренние факторы действовали независимо, мы должны, тем не менее, полагать, что они, в то же время, стимулировались и поддерживались другими еврейскими группами. Нити традиции протянулись не только от Нарбонны до северной Франции и Рейнской области с их важными центрами еврейского творчества, но и (это, как мне кажется, заслуживает особого акцента) на Восток, с которым существовали тесные коммерческие отношения. И кто может сказать, какие идеи или обрывки идей, какие записные книжки или фрагменты путешествовали по этим путям и каналам, перенося следы древних литературных материалов?

Таким образом, мы можем утверждать, что Каббала появилась не в застойной среде, а посреди борьбы и напряжения. Кроме того, это была не отсталая среда по отношению к общему развитию иудаизма. Явно или незримо, но она впитала богатый набор традиций.

3. Эзотерическое учение о творении и Меркабе в до-каббалистическом иудаизме: литература Хехалот и еврейский гностицизм

К этому моменту можно обратиться к ситуации еврейского эзотеризма и мистицизма до появления Каббалы на исторической сцене. Мы уже упоминали ранее древние космогонические спекуляции талмудистов, а также их мистицизм престола. Теперь необходимо определить, в какой степени эти спекуляции были известны еврейской традиции XII столетия и какие литературные или прямые устные источники она имела в своём распоряжении. Ведь, как уже отмечалось, какой бы большой ни была дистанция между этими древними идеями и Каббалой, последняя, тем не менее не только претендовала на статус законного наследника этих древних эзотерических учений о Творении и Меркабе, но и якобы излагала в собственном учении их действительное содержание.

За последнее поколение удалось совершить значительный прогресс и в этом направлении. Всего несколько десятков лет назад большинство исследователей (за одним заметным исключением Моше Гастера) полагали, что следует предполагать две совершенно разные стадии развития. С одной стороны, между I и III веками, прежде всего в кругах талмудистов,