— Ты ей предложение делал?

— Ну, если только сегодня…

— Она отказалась?

— Вряд ли…

— Я бы не отказалась. Но и отца бы не подговорила…

— А Настя подговорила?

— Скажи, ты на юриста учишься или на сантехника?

Сева пожал плечами. Возможно, он действительно стал жертвой семейного сговора. Но ведь он любил Настю, и не так уж страшно было на ней жениться.

Олеся расстегнула молнию у него на брюках, просунула руку:

— Ты не бойся, мой отец тебя на мне жениться не заставит.

— Твой отец далеко.

— Он может и приехать. И отец, и брат…

Сева уже прочувствовал на себе момент, когда открывается дверь и появляется отец «испорченной» дочери. Ситуация могла повториться и сейчас, но у Олеси такие шустрые пальцы, а ощущения такие волнующие. Пусть заходит отец, пусть приводит братьев, ему сейчас все равно.

* * *

Взгляд грустный, настроение вялое. Похоже, Сева чувствовал, что у Насти для него не очень радостная новость. Мама обо всем узнала, и она хочет познакомиться с ним. Вот и как ему это сказать? Может, он и не прочь жениться на ней, но вряд ли ему нравится, когда на него давят.

— Даже не знаю, как тебе сказать, — издалека сказала она.

Они сидели на лавочке в парковой зоне, за спиной на дороге шумели машины, перед глазами маячила старушка с булкой хлеба в руке. Она отламывала кусочки, бросала их на асфальт, голуби слетались со всех сторон. Возможно, Сева переживал, что какой-нибудь сизарь облегчится ему на голову. Хорошо, если причина его недовольства заключается только в этом.

— Не знаешь — не говори.

— Мы такие молодые, так хочется свободы, а они давят, давят…

— Кому хочется свободы? Тебе?

— Мне? — опешила Настя.

Сева должен был спросить, кто давит, и тогда бы она сказала про маму. Но его понесло не в ту сторону.

— Вообще-то я про тебя хотела сказать.

— А что со мной не так?

— Ну, ты же птица вольная…

— Хочешь отпустить меня на свободу?

— Да нет.

— А зачем тогда говоришь? — кисло усмехнулся он.

— Так давят на тебя.

— Кто?

— Мама хочет с тобой познакомиться.

— Она что, тоже хочет нас застукать?

— Где застукать? — не поняла Настя.

— Ну, на даче… Или где? — усмехнулся Сева.

— Не хочет мама нас застукать. Что ты такое говоришь?

— Могла бы просто сказать: «Хочу замуж». А ты отцу сказала, зачем?

— Сева, что с тобой? — Она смотрела на него в ожидании грома — среди темного неба.

Он уже успел сгустить тучи своим мрачным настроением, осталось только грянуть.

— Я вчера спал с Олесей, — невесело, но и без трагизма сказал он.

— Что?!

— Я изменил тебе.

— Но это неправильно!.. — ляпнула она.

И получила то, что заслужила.

— Конечно неправильно! — Сева глянул на нее как на дуру, которая должна была, но не могла устроить скандал в силу своей ограниченности.

— И как же нам теперь быть?

Настя продолжала тупить, но ничего не могла с собой поделать. Она должна была устроить скандал, послать Севу ко всем чертям, но если он уйдет, то уже никогда не вернется. А она не могла его потерять.

— Тебе решать, — пожал он плечами.

— Я могу тебя простить, — осторожно сказала она.

— Ну, было бы неплохо…

— А потом ты снова с ней переспишь, да? — со слезами на глазах спросила она.

— Олеся меня любит.

— И я тебя люблю!

— Так я ничего…

— Тебе надо выбрать: или с ней, или со мной…

— Я не знаю… Мне и с тобой хорошо, и ее жалко. — Сева посмотрел ей прямо в глаза.

Казалось, он и хотел надавить на нее, но не смог: не хватало совести вести себя нагло. Но и рыцарем он не казался.

— Жалко?! — возмутилась Настя.

Видела она Олесю, и не раз. Эта дрянь могла вызывать восторг, зависть, все что угодно, но только не жалость. Но и слезу она пустить тоже могла.

— А если ей плохо без меня? Почему я не могу ее пожалеть? — Сева глянул на нее с укором и удивлением.

— Ну, не знаю…

— Если не знаешь, подумай… А потом скажешь… — Сева поднялся, грустно глянул на нее и повернулся спиной.

Настя не могла поверить, что Сева может так просто взять и уйти. А он ушел. И она едва удержалась, чтобы не побежать за ним, как побитая собачонка. Она и без того повела себя как тряпка, осталось только самой постелиться ему под ноги. Но нет, до этого она не опустится.

Она не помнила, как долго сидела на скамейке. Поняла только, что сильно замерзла на ветру. В троллейбусе было тепло, но Настя не могла согреться. И на своей остановке вышла, содрогаясь от внутреннего озноба. Срочно нужно было идти домой, мама приготовит чаю с малиной или молока с медом. Или лучше ей ничего не говорить, а то набросится с вопросами, проклюет темечко.

А она и без того набросится, измучает вопросами. И попробуй признаться, что они с Севой расстались… А может, не расстались? Может, он передумает бросать ее? Не зря же оставил ей время на раздумье…

— Привет! А где охрана?

Кто-то догнал ее, поравнялся, заговорил. Она повернула голову на голос и увидела Женю.

Он шел к ней от своей вишневой «девятки». Шел и улыбался, пытаясь настроиться на мажорный лад.

— Я сегодня без охраны, — буркнула Настя.

— Чего так?.. Никто не пристает?

— Нет.

— А я?

— Только тебя не хватало…

— Что-то ты сегодня совсем грустная… Может, я чем-то могу помочь?

Настя глянула на него удивленно и с надеждой. А ведь он мог помочь. Советом. Он мужчина и потому может влезть в шкуру Севы. И даже побывать у него в голове. Побывать и рассказать, какая каша там у него варится.

— Ну, говори, — улыбнулся он.

— А у вас так бывало: и одна женщина нравится, и другая?

— А почему на «вы»? Ты же вроде уже сказала «ты».

— Да?

— А раз мы перешли на «ты», то ты смело можешь сесть ко мне в машину.

Настя кивнула. Да, она хотела бы сесть в теплую машину, согреться там. Но это же чревато последствиями… Она вопросительно смотрела на Женю.