Я уже почти забыл о существовании «Гровенора для дам», как вдруг через две недели раздается телефонный звонок, и тот самый псевдокенсингтонский голос приглашает меня зайти «поболтать» в некий дом у «Ковент-Гарден».

На следующее утро я сижу в безупречно чистом, клаустрофобически крохотном офисе и разговариваю с Кэролин — моей сутенершей и сводней. Она явно довольна нашим задушевным разговором, удостаивает меня определением «милый мальчик — как раз с такими мы имеем дело» и спрашивает, когда я готов приступить к работе. «Немедленно», — отвечаю я. Кэролин записывает номер моего мобильного телефона и сообщает, что меня будут оповещать как минимум за день до вызова. Клиенткам предлагается либо письменное описание, либо информация на сайте «Гровенор».

— Буду откровенна, голубчик, — говорит Кэролин, активно перемежая псевдокенсингтонский говор просторечьем, — ты пойдешь нарасхват. Только не пойми меня превратно, но ты не слишком хорош собой. Видишь ли, к нам часто обращаются настоящие симпатяги, всякие качки с квадратными челюстями, высокие красивые брюнеты и тому подобное. Однако, знаешь, наши дамы до таких не слишком охочи. Им интереснее провести время с нормальным, милым, ничем не примечательным парнишкой, обходительным и обаятельным. Который знает, что и когда сказать, и не скупится на комплименты, ясно?

Я глубокомысленно киваю.

— Возьми, вот наша визитка.

Беру плотную блестящую карточку с позолотой, которая больше напоминает приглашение на свадьбу. Сбоку — изящный рисунок пером: стройный гибкий Адонис. Поверху — миленькая рельефная надпись: «Гровенор для дам», и рядом вся та чушь про скачки, оперу и ужин при свечах. Внизу… вот тут-то мне действительно приходится сдерживать нарастающую в груди тихую панику (уймись, негодная печаль, рыданий не дождешься ты) — я читаю девиз: «Гровенор — мы знаем о любви все».

— Мы перебрали несколько подходящих названий, — говорит Кэролин. (Наверняка псевдоним. Скорее всего ее настоящее имя — Дон или Шерил.) — Видишь ли, хотелось найти что-нибудь, точно отражающее суть нашего предприятия: Кавендиш, Веллингтон, Виндзор, Бомонд… но Гровенор звучит милее всего.

— Да, гораздо милее, вполне согласен.

— Мы не из тех, кто разбрасывает визитки по телефонам-автоматам! — вдруг гаркает она. — Теперь об оплате. Ты получаешь по базовому тарифу 150 фунтов за вечер плюс все расходы на дорогу. Деньги вперед. Джентльмены нам ничего не платят — достаточно клиентских взносов дам. Так что эти 150 фунтов целиком твои. Это значит — ты обслуживаешь с шести вечера до полуночи, а затем провожаешь леди домой или в отель, целуя на прощание. — Многозначительная пауза. — Уверена, нет надобности добавлять, что на этом вечер заканчивается. Мы — не агентство сопровождения, мы лишь предлагаем одиноким дамам компаньонов на вечер. Это понятно?

— Да-да, конечно.

Уже подумываю, не выклянчить ли у нее сотню-другую — не помешает разжиться деньжатами, я на полной мели. Только вот решиться никак не могу, хотя в кармане у меня меньше фунта. («ООО» зажал зарплату за прошлый месяц, а ненасытный банкомат пережевал мою кредитную карточку в своей зубастой глотке, а потом выплюнул пластиковые лохмотья прямо мне в лицо.) Пришлось идти домой пешком до самого Буша.

По пути заскакиваю в «Кларидж» и для поднятия настроения заказываю бутылку шампанского. Сижу в баре, читаю газеты, неторопливо покуриваю сигаретку. Когда в бутылке остается совсем немного, выхватываю из кармана куртки телефон и кричу в него: «Алло! Алло, я тебя не слышу, какие-то помехи… Я в «Кларидже». В «Кла-рид-же». Да. Давай пообедаем. Приходи. Прекрасно. Все прошло замечательно. Ага. 150 тысяч. Ну да, они столько предложили. И я о том же, сам не могу поверить, потрясающе. А ты думаешь, почему я сижу здесь посреди бела дня с бутылкой шипучки? Извини, не расслышал… опять помехи… Не вешай трубку, я выйду…» Посылаю бармену изможденную улыбочку и, растерянно помахивая телефоном, подаю знак — «я только на минутку».

И, лишь очутившись на улице, делаю ноги. Да так быстро, что едва не расстаюсь с содержимым желудка. Обидно было бы залить замечательным дорогим шампанским подножие мемориала Рузвельта на Гровенор-сквер.

Проходит пара дней, и я решаю наведаться на сайт «Гровенора». Моя чуть размытая фотография равнодушно пялится с мерцающего экрана: Тоби.

Тоби.

Похоже, новые собственники быстро взяли меня в оборот — переименовали, изобрели заново и присвоили новый товарный знак. Теперь я запущен на открытый рынок под торговой маркой «Тоби». А чем, черт возьми, им Дэниел не понравился? Тоби, вы только представьте. У меня даже язык не поворачивается это имя произнести.

Впрочем, могло быть и хуже. К примеру, Бруно. Или Серж.

Помимо всего прочего, я подрос на пару дюймов и превратился в «активного спортсмена». Мрачно улыбаюсь: ну-ну, что-то скажут старые курицы, когда увидят меня без одежды. Им еще предстоит узреть мои колени.

Но я беру себя в руки: хорошо, принимаю правила вашей игры — точнее, вашего бизнеса. Я бизнесмен на время, а потом уйду на пенсию, оставлю этот нереальный мир и сбегу в маленький домик на западе Ирландии — туда, где всеобщее сумасшествие меня не достанет. Буду беден, счастлив и задумчив. Стану дни напролет слушать, как бьются об одинокий пустынный берег атлантические буруны, и глядеть на кружащих в синем небе чаек, мечтая о какой-нибудь хорошенькой ирландочке, которая, напевая старинную песенку, бредет босиком по вереску и грызет овсяную лепешку…

Я увидел, написал и сделал слишком много рекламы. Вы сами тому свидетели. Искусственность вездесуща. Этот новорожденный бог подобен огромному воздушному шару, что, вырастая с катастрофической скоростью, низко плывет над нами и, точно огромный траулер, волочит за собой рыбацкую сеть. Он застилает собой сумеречные небеса и шутя уничтожает нашу матушку-память, историю, культуру, леса, правосудие, законы жизни и смерти… Куда мы катимся? От него нет спасения. Мы все в его сетях.

Я, Майлз, его подружка Бет и Эмма (минус Клайв, который должен вот-вот подъехать) на подобранных со вкусом диванах в доме Майлза, в Челси. В наших бокалах джин с тоником.

Майлз Чемпни — мой старинный приятель по университету, единственный, с кем я заговорил в первую неделю и не расставался до конца обучения. Майлз дни напролет вычисляет, следует ли одним банкам вкладывать деньги в другие, в зависимости от состояния дел последних. Впрочем, выгоду получить можно и из совершенно неприбыльных банков. Надо только правильно вложить средства, и тогда деньги сами начнут себя делать.

У Майлза крепкая боксерская шея, плавно переходящая в прочно укрепленную на плечах голову, которая, точно пушечное ядро, помогает ему протолкнуться сквозь толпу к стойке в баре или автомату-билетеру. Благодаря эрудиции мой старый однокашник способен говорить практически на любую тему. Он носит модные в деловых кругах полосатые рубашки с тесными воротничками, его небесно-голубые глаза горят, а крупное тело на аккуратных живеньких ногах пружинит с щенячьей энергией, которая так не вяжется с общим представлением о преуспевающем молодом финансисте-аналитике, неизменном обитателе лондонского Сити с приличными шестью цифрами в год. А еще Майлз безумно ревнив к чужим успехам, и ему во всем надо быть первым. Если вдруг (что случается крайне редко) он проигрывает мне в сквош, его лицо заливается пунцовым румянцем. «Фортуна к тебе сегодня не благосклонна», — подкалываю я его позднее, когда он уже успокоится и не горит желанием сломать мне шею. На это он отшучивается: «Жизнь — капризная девица». Ему приходится не просто быть не хуже соседей, он должен равняться на Голдсмитов, Брэнсонов и Соросов[11]. Я люблю Майлза за то, что он совсем не такой, как я. Мне нравится, что он не растрачивает попусту силы и всегда знает, что ему надо. Я тоже не жалуюсь на нехватку энергии. Вот только растрачиваю ее в пустоту, до пяти утра рассуждая о смысле жизни и флиртуя со всеми подряд представительницами противоположного пола.