Инисмей подавленно молчал. Ардагаст вскинул голову:

— Если ни великий царь, ни царевич аорсов не могут мне помочь, то помогут светлые боги! Я пойду не просто завоёвывать ещё одну землю, а очищать её от чёрных друидов и освобождать от них священные города сколотое на Збруче. На то мне боги и дали Огненную Чашу Колаксая!

Фарзой не спеша повернулся, взглянул в голубые глаза росича и положил ему руку на плечо:

— Иди, но знай: этот поход — только твой. Можешь рисковать собой, но не моим царством. Ты должен покончить с Церноригом и его царством прежде, чем кто-либо придёт ему на помощь, даже если все черти из преисподней поднимутся на тебя. Да помогут тебе в этом Гойтосир, Ортагн и Артимпаса-воительница! А за «царька» прости. Для образованных римлян ты — царёк, «регулус». О твоих росах в их книгах ничего не написано. Вот о бастарнах или аорсах они кое-что знают, поэтому я для них «реке» и Цернориг тоже.

— Они ещё узнают о росах. А если и не узнают, мы, росы, от этого меньше ростом не станем, — усмехнулся Ардагаст.

Там, где сходятся верховья Стугны, Ирпеня и притоков Роси, раскинулось обширное Перепетово поле, посреди которого вздымались громадные курганы сколотского царя Перепета и его жены, а вокруг них — ещё больше полусотни курганов. Обычно безлюдное — только сарматы пасли здесь скот, — в эти тёплые дни месяца рюеня[9]оно было полно вооружённых людей. Ардагаст, царь росов и венедов, собирал войско в новый поход. Над вершиной Перепетова кургана развевалось красное знамя с золотой тамгой-трезубцем. Внутри вала, окружавшего курган, стояли шатры царя и его дружины. Всякий воин в царстве мечтал попасть в эту дружину, куда царь отбирал бойцов, не глядя ни на род, ни на племя — лишь на отвагу, воинское умение и честность. Были в дружине и сарматы, и венеды, и тохары, пришедшие с царём из Бактрии, и даже выходцы из далёких лесов за Уралом.

Всё новые отряды подходили и выстраивались перед курганом. Гремя доспехами, съезжались росы-сарматы. С длинными тяжёлыми копьями, мечами, в остроконечных шлемах, кольчугах и панцирях. Кто по бедности не мог справить себе железный доспех, носил панцирь из костяных или копытных пластинок. А у богатых даже кони спереди были прикрыты броней. Оружие князей блестело золотом и бирюзой, сбруя — серебром. Жёны, приехавшие провожать мужей, щеголяли шёлковыми платьями и золотыми украшениями. Но все — от князя до бедняка — одинаково гордо поглядывали на венедских ратников.

Особенно высокомерно вели себя Андак и его жена Саузард-Чернозлобная, не только ястребиным лицом, но и нравом напоминавшая хищную птицу. Но даже среди сарматов мало кто уважал их, особенно после недавнего Ардагастова похода, в котором эти наследники Сауаспа искали не так подвигов, как добычи. Зато все, и росы, и венеды, приветствовали Хор-алдара — сурового, немногословного, с редкими у сарматов соломенно-жёлтыми волосами. Не меньше уважали и оседлого сармата Ардабура. В отсутствие Ардагаста дядя Ардабур, как все его называли, заменял царя и охранял коренные земли росов и полян.

Венеды — поляне, бужане, северяне — пришли по большей части пешком, с одними рогатинами, топорами и луками, без доспехов. Но у знатных венедов кони и доспехи не уступали сарматским — за пшеницу и меха у греков можно было купить многое. В дорогом греческом панцире расхаживал даже Добромир — великий старейшина бужан и дядя царя, всегда державшийся подальше от любых битв. Под стать ему был и Доброгост, великий старейшина северян и царский тесть. Этот воина из себя не строил, зато щеголял, несмотря на тепло, в роскошной шубе из чернобурок. Дородный, с окладистой бородой Добромир и щуплый красноносый северянин постоянно держались вместе, составляя довольно потешную пару.

Молодые венеды посмеивались над ними, зато с восхищением смотрели на двух северянских витязей — Славобора Славятича и Ясеня, сына волхвини Лютицы. Несмотря на молодость, оба уже прославились в недавнем походе. Северяне — племя, лишь недавно образовавшееся из загнанных сарматами в леса полян и рыжих лесовиков-будинов, — были до того запуганы верховным жрецом Чернобором и его колдовской да ведьмовской сворой, что на зов Ардагаста посмела явиться лишь сотня молодых воинов во главе со Славобором. Он и стал великим воеводой северян. Теперь северяне охотно шли в новый поход, чтобы избавиться от скверной славы и от двойной и тройной дани, наложенной на них царём.

Над робкими и плохо вооружёнными северянами подтрунивали их смелые и богатые соседи — боряне, самые северные из полян. Среди них, в селе Оболони на Почайне, и вырос Ардагаст, а ратному делу его обучал их нынешний воевода Ратша — хромой и не очень здоровый, но отважным взглядом и длинными волосами напоминавший сколотских воителей. Рядом с ним стоял его отец Владимир. Некогда он бежал к голяди, стал старейшиной и лишь теперь, при Ардагасте, смог увидеть сына. Из голядских городков на Десне царь пощадил только Владимиров — за то, что его жители спасли своих соседей-северян от людоедов — голядского князя Гимбута и его дружинников. Над борянами развевалось красное знамя с Перуном, сжимающим огненный меч, над северянами — белое с чёрным Перуновым орлом.

С опаской поглядывали венеды и даже росы на диковатых воинов в волчьих шкурах с надвинутыми на головы звериными мордами и на их предводителя — вовсе не старого, но совсем седого, с суровым, иссечённым шрамами лицом. То были нуры — доселе неукротимое волколачье племя. Только перед Ардагастом склонился их князь, колдун и оборотень Волх Велеславич и его дружинники-оборотни.

Словенская и дреговицкая рать должна была соединиться с росской только у истоков Збруча.

Все эти племена, ещё недавно считавшие друг друга чуть ли не за зверей лесных и полевых, были собраны в одно царство Солнце-Царем Ардагастом. И уже приучились, ругаясь, например, с литвинами, говорить: «Мы росы, самого Даждьбога племя, а вы кто такие?»

Разноязыкая речь, шум, смех, похвальба, слёзные прощания с родными... Вездесущие греки скупают у воинов и их родичей все на свете и предлагают что угодно. Волхвы и ворожеи гадают о походе и о том, кто и как из него вернётся. Но вот все замерли, глядя, как сходят с вершины кургана, садятся на коней и выезжают из ворот царь и его ближайшие сподвижники.

Впереди — сам Ардагаст, весь в красном, золотоволосый, весёлый и приветливый, как само Солнце. Следом — его русальная дружина. Двенадцать русальцев — не просто священные плясуны, что обходят дома на Святки и Масленицу. Царские русальцы — лучшие воины Солнце-Царя, что с мечом в одной руке и волховным жезлом в другой могут сражаться хоть со всем ведовским сборищем с Лысой горы. Рядом с царём — первые среди них: индиец Вишвамитра и гот Сигвульф, великаны под стать друг другу. Первый — смуглый, черноусый, с громадным двуручным мечом-кхандой. Второй — белокурый, бородатый, в рогатом шлеме. За ними — грек Хилиарх, не сильный, но на редкость ловкий. Его, бывалого и многознающего, царь поставил главным учётчиком дани. Есть среди русальцев и сармат Сагсар со своим сыном от венедки Нежданом Сарматичем — эти вдвоём одолеют и лешего-великана, и дреговицкий княжич Всеслав, и кушан Хоршед. Всего одиннадцать воинов, а двенадцатый — великий волхв Вышата.