Услышав про «жаб», дрегович вспыхнул, но Сагсар положил ему руку на плечо и рассудительно произнёс, обращаясь ко всем:

— Никому из вас отсюда уходить не придётся. Места здесь много, всем хватит. А ты, царь, уходи в Буковину, раз коренные бастарны только здесь и остались.

— И друидов с собой забери: хватит богов гневить, — подхватил Неждан.

— Морвран одним глазом подмигнул Бесомиру, и тот вскочил, словно чёрт из болота:

— Люди приднестровские! Идёт на вас окаянный, безбожный Ардагаст, что святилища наших отеческих богов разоряет, мудрых волхвов мученической смерти предаёт. Мало его орде наших пастбищ, хочет она и душу нашу забрать, веры и корней прадедовских лишить! Лучше нам всем погибнуть, чем росами сделаться!

Сагсар взглянул на вопящего и махающего руками ведуна, словно холодной водой облил:

— Из таких, как ты, росов не получится. Росы молятся Солнцу, а не бесам. И служить бесам, чтобы людям вредить, в царстве росов никому не позволено. А мучили твоих собратьев, ведьм и колдунов, перед смертью не мы, а черти. Все знают: вы спокойно умереть не можете, если не передадите никому своего проклятого дара.

Верховный друид в упор взглянул на росов:

— Вы и нам, кельтам, посмеете указывать, каким богам нам служить? Мы пришли с запада, и наша священная мудрость не для ваших голов, залитых кумысом. Степные волки, убирайтесь на восток, в степь!

— Мы владеем этой землёй по праву — праву сильного. Да, это наши предки очистили её от сколотое, — с вызовом произнёс Гвидо.

— И наши тоже, — подхватил языгский князь.

— Забыли времена Биребисты? Мы вам напомним, — хищно осклабился дакийский старейшина.

— Подогретое хмельным мёдом и вином сборище зашумело, застучало кулаками по столам, кое-кто схватился за оружие. Какой-то дак принялся размахивать кривым мечом.

— Кто хочет сразиться с нами — сделает это в бою. Или у вас на западе есть обычай убивать послов? — спокойно сказал Сагсар.

Цернориг простёр руку — и всё разом затихло. Звучал лишь холодный, насмешливый голос царя:

— Да, вы не знаете наших обычаев. Вот мы выйдем отсюда, возьмём каждый по камню и сложим насыпь. Это будет значить: мы клянёмся разрушить дом вашего царя, крытый камышом. А знаете ли вы, что такое самайн[14]? Это самый главный и самый страшный из наших праздников. До него чуть больше месяца! В ночь перед ним все злые духи и неупокоенные мертвецы выходят из Нижнего мира, и никто, кроме друидов, не может их остановить. И властвует в этот день бог Кромм Круайх, а жертва ему — первенцы людей и скота. Так вот, в этот самайн будут принесены Кромму Круайху головы всех ваших первенцев в вашем священном Моранине-граде.

Неждан смело взглянул в лицо царю и Морврану:

— И у нас есть такой самайн, когда вся нечисть бесится, и слуги её ряженые, только не осенью, а зимой на Святки. И не один день, а двенадцать. Только этой зимой в Нурской земле не знала нечисть с колдунами, куда бежать от росских воинов, особенно же — от царской русальной дружины. Мы трое — все из неё! Перед нами не устоял ни нурский Милоград, ни ведьмовская столица на Лысой горе.

— Вы одолели глупых и невежественных лесных колдунов, — скривил губы Морвран. — А нашей мудрости боятся даже греки и римляне.

Цернориг с усмешкой обвёл взглядом собравшихся:

— Поверить этим росам, так они всю зиму били чертей, драконов, подземных чудовищ, а под конец и саму Моргану, богиню смерти. Только кто из нас это видел своими глазами? А здесь им придётся не хвастать, а воевать. С нами, бастарнами, которых не одолели ни сарматы, ни римляне! — Сборище одобрительно зашумело. — Возвращайтесь же немедля к вашему царю и передайте: в земле бастарнов вы не сумели никого запугать. Видите — весь её народ за меня, царя Цернорига!

По пути на север послов неожиданно нагнал всадник на породистом коне — царевич Гвидо.

— Скажите царю Ардагасту — мой отец желает встретиться с ним без лишних ушей. Отец не хочет войны между нашими царствами, хотя и готов к ней.

А насчёт насыпи и жертв Кровавой Голове — это всё для того дурачья в Оленьем доме.

Так сын Цернорига невольно выдал тайну его царства: царь презирает и обманывает свой народ. А такое царство прочным не бывает. Об этом и доложили царю росов его послы. И ещё о том, что отряды бастарнов уже стягиваются к Збручу. Поход росов не был новостью для Царя-Оленя. Обо всём, происходившем у восточного соседа, он узнавал вовремя — от тех же торговцев калушской солью.

Войско росов шло на запад. Степной коридор между дебрями Полесья и побужскими дубравами выводил прямо к истокам Збруча. Царь тревожился: что с ратью словен и дреговичей? Не лучше ли было им соединиться с главным войском где-нибудь восточнее, тем более что к верховьям Збруча уже шли бастарны? Но Вячеславу не терпелось первым вступить на землю предков, а Собеслав заверял, что на Збруче к нему присоединятся многие соплеменники — словене. Ну вот, наконец-то вернулся из разведки Неждан.

— Царь, в истоках Збруча — главное войско Чернорога. Вячеслава с Собеславом мы не нашли. Места безлюдные, спросить не у кого. То ли окружили их волохи[15]в болотах, то ли перебили. Нас самих заметили, но не тронули, а велели передать: Чернорог будет ждать тебя у расколотого дуба.

Высокий дуб одиноко стоял у дороги. Молния разбила его почти до корней, но могучее дерево не желало умирать. Побуревшая листва обильно покрывала его ветви и устилала землю вокруг дуба. Пятеро всадников приближались к дереву с востока. С Ардагастом были только Вишвамитра с Сигвульфом, Вышата и Хилиарх. Многоопытный грек, побывавший в Галлии и Британии, хорошо знал кельтов. На случай засады позади среди холмов скрывался Сагсар с полусотней всадников.

А с запада, вздымая пыль, ехала колесница, запряжённая четвёркой вороных и богато отделанная серебром. Цернориг сам правил ею. На голове его сиял позолоченный шлем, украшенный парой оленьих рогов, между которыми раскинула крылья фигура орла. Чуть позади царя стоял Морвран, и его чёрный плащ бился на ветру рядом с красным плащом Цернорига. С бортов и передка колесницы пустыми глазами смотрели отчеканенные в серебре мёртвые головы. Казалось, могучее божество смерти, прекрасное и безжалостное, вылетело из подземного мира сразу в двух своих обликах.

Рядом с колесницей ехал верхом Гвидо. Золотоволосый царевич удивительно походил на своего ровесника Ардагаста. Только усы были не закрученные на кушанский лад, а опущенные на кельтский, взгляд же — гордый, высокомерный. Царевич с малолетства усвоил, что ему предназначено царствовать. Его никто не называл ублюдком и рабом, не вынуждал уходить от гонений на край света и подвигами доказывать своё право на царство. Он знал, что царь росов сильный и опасный враг бастарнов, но в душе как никем восхищался Ардагастом, его судьбой и свершениями.