Терпеть больше не было сил. Эмма затушила сигарету, закрыла дверь и сделала то, о чем мечтала уже несколько часов, – включила «Макбук эйр».

Когда в папке «Входящие» обнаружился новый документ, ее охватило странное ликование, словно впервые в жизни получила признание в любви. Файл был озаглавлен «Начало всего». Она кликнула, и сердце взволнованно подпрыгнуло в груди. Первый раз Эмма проглядела документ быстро, второй – прочитала обстоятельно.

Это уже прогресс. Она мысленно похлопала себя по плечу (хотя и старалась не думать о более отдаленных последствиях работы с этой пациенткой и возможном повороте в карьере). Ее заинтриговала картинка жизни до преступления – мамочка, которая только что подстриглась, забрала дочь из садика и повела гулять в парк. Точь-в-точь как любая работающая мать: отвлекается на миллион разных дел, но балует свое чадо и старается изо всех сил. Эмма могла представить ее лишь такой, какая сейчас, в психиатрическом крыле, с ожогами и порезами, редкими пучками курчавых рыжих волос, налитыми кровью глазами, в которых совсем не осталось белого, только розовые участки и совсем красные (лопнули все до единого сосуды). Плюс страшные гематомы, следы невыразимого отчаяния – отвратительное ожерелье из желто-черно-фиолетовых полос на горле. Голос скрипит и пугает, как в фильме ужасов. Конни обернула шею ремнем безопасности, на двести процентов стремясь к забвению. В определенном смысле миссия увенчалась успехом, и стоит ли удивляться, что она ничего не помнит? Или дело в тайных механизмах человеческого мозга, который защищает нас до последнего с единственной целью – выжить?

Эмма поднялась на второй этаж и стала набирать ванну; внимание привлек почти пустой флакон «Джо Малон», подарок сестры Саймона на Рождество несколько лет назад. Она открыла его и вдохнула аромат другой Констанс Мортенсен, эффектной рыжеволосой женщины – совсем не похожей на маленькое свирепое существо в безобразной комнате с яркими флюоресцентными лампами. Миссис Ибрахим сказала, что она смотрит в окно часами, иногда всю ночь напролет.

Эмма наполнила флакон водой, потрясла и медленно вылила под кран. Удивительно приятный запах. Швырнула бутылочку в мусорное ведро и нечаянно поймала в зеркале свое отражение – не успела одурачить себя, втянув живот. Собственная внешность нагоняла тоску. Эмма попробовала распрямить спину и подобраться, но все было бесполезно. К счастью, пар быстро скрыл отражение. Выключив воду, она услышала, как хлещет в стекло дождь. Залезла в ванну и погрузилась целиком, благодарная судьбе за простые радости, за то, что может вот так смыть с себя тяжелый день, в отличие… в отличие от многих, с кем она сегодня разговаривала. Эмма терпеть не могла лечебницу. Ее казенный, пропитанный лекарствами воздух въедался в поры. Она всегда уходила оттуда с головной болью – там было слишком жарко и душно… Эмма смежила веки и опустилась еще ниже, оставляя на поверхности только лицо и отстраняясь от мира. Позволила телу всплыть в йогической позе со скрещенными ногами. Сделала несколько глубоких вдохов. Непременно надо возобновить субботние занятия, спина уже побаливает. Черт, трещинка на потолке… Бесполезно, не спрячешься! Перед внутренним взором стояли немигающие, налитые кровью глаза. Как они провожали ее взглядом, вбирая каждую деталь, оценивая, непрерывно молча комментируя… Абсурд! «Это я должна оценивать, комментировать и делать выводы! Но если Конни охота играть в эти игры, ладно – я подстроюсь».

Спустившись, Эмма, кожа которой разгладилась и напиталась ароматом, опрокинула в себя остатки «Сансера». Подошла к колонкам, подключила телефон и открыла «Спотифай». Выбрала группу «Джой дивижн» и сунула в духовку полуфабрикат лазаньи. Прокрутила плей-лист, изменила жанр. Двигаясь вокруг стола в новом темпе, налила еще стакан. Открыла «Макбук». «Последний раз», – сказала себе и кликнула документ.

– Привет, солнышко! Еще не спишь?

Эмма не слышала, как щелкнул замок, и от неожиданности подпрыгнула. Сай. Насквозь мокрый и навеселе.

– Как вечер? Нормально? – Она закрыла компьютер и повернулась на стуле.

В состоянии легкого подпития в нем было что-то непринужденное и привлекательное. Сай чмокнул ее в лоб, как ребенка. Пахнуло пивом.

– Ага… Умираю с голоду! – Он поставил сумку на пол и заглянул в холодильник. – Хорошо пахнешь, – добавил равнодушно.

– Кто был?.. Доешь лазанью. Разогрей.

– Все те же. А, Эдриан привел новую подружку.

– Я думала, его интересуют мальчики… И как она?

– Хорошая. Для него – даже слишком. А ты чем занимаешься?

– Так, по работе… Как ее зовут?

– Саманта, кажется. Или Сюзанна…

Сай рылся в холодильнике. Он все еще меня привлекает, отстраненно подумала Эмма. Правда, раньше держался в форме, а за последние годы отрастил живот и смахивает на фигурку Будды, которую инструктор по йоге ставит перед группой во время занятий (господи, ей грех жаловаться!), но одежда по-прежнему сидит ладно.

Она встала, налила себе вина и уселась на кухонном столе, медленно болтая ногами. Так и подмывало что-нибудь сделать… Когда Сай шел от холодильника к микроволновке, вытянула ногу и потерла его бедро. В их отношениях это обязательно имело скрытый смысл, он поймет.

Сай повернулся и посмотрел ей в глаза.

– Эй! Это еще что?

Все оказалось просто. Он шагнул к ней, она опустила руку и потерла его член – затвердел почти мгновенно.

– Сегодня мой день рождения? А где голые девочки?

Ироничный тон раздражал, однако Эмма не позволила скрытому осуждению в его голосе отвлечь себя от важного занятия; она сама дивилась своему нахальству. Сай позабыл про ужин. Тот факт, что они делают это не в спальне, придавал ощущениям пикантности и безрассудства. Эмма потерлась о него грудью. У нее красивая грудь, ей все говорили, даже мать. Она получала удовольствие от собственной дерзости и все же, помогая ему снять пиджак и мокрую рубашку, чувствовала, что только играет роль обольстительницы. Было ощущение, что она выступает в шоу, а среди зрителей несколько критиков.

К счастью, помогать Саю особенно не требовалось. Он расстегнул брюки, стащил с Эммы трусы и попытался войти, шаря руками по ее груди под футболкой. Было немножко больно, она недостаточно возбудилась, но оба знали, что в таком случае следует делать, – он смочил пальцы слюной и наклонился, захватывая губами сосок и с силой оттягивая его на себя. Она откинула голову и, как положено, вздохнула. Твердо решила перестать себя оценивать и смотреть со стороны, из зрительного зала, приказала себе просто чувствовать его рот. И тут же где-то глубоко, под маской удовольствия, зародилась странная грусть. Эмма была рада, что поза для него неудобная и ему пришлось скользнуть губами выше. Надо его поцеловать, в самом деле надо, но он этого не ждал и, к счастью, сам поцелуями не увлекался. Они занимались любовью энергично и как умели, как было для них наиболее эффективно. Хорошо, спонтанно, подумала она, производя все положенные звуки и слушая собственные вздохи. Ее не раздражал запах пива; наоборот, он создавал дистанцию, как будто здесь кто-то третий, «другой». Все-таки надо поцеловать. Она храбро нашла губами его рот. За долгие годы так и не привыкла к его тонким губам. Их языки коснулись друг друга и задвигались, но как-то холодно и неестественно – рептильно. Попробовала сосредоточиться на ощущении внутри и, ритмично двигаясь вместе с Саем, незаметно оторвалась от его рта и уткнулась в шею. Так безопаснее. Смотрела в сад. Дождь резко стучал в стекло. Вскрикнула – отчасти потому, что он вошел слишком глубоко, отчасти потому, что так полагается. Почти поверила в собственный спектакль. Почти. Между тем зрителей он не убедил. Эмма чувствовала, как они ерзают, слышала приглушенное хихиканье, а потом, отчетливо, – чей-то смех. Она узнала голос. Да, Констанс Мортенсен хохотала до упаду.